И жили они долго и счастливо...
Алексей Березин








В книжку вошли рассказы про Шамана, ваятеля Джерка, а также несколько других — в том числе пара довольно старых, которые, возможно, читали еще не все. Среди них один из моих любимых рассказов, в честь которого и назван сборник.

Алексей Березин 






Алексей Березин

И жили они долго и счастливо…





Амулет


— Тук-тук! — крикнул Бубу.

Постучаться в шкуру, натянутую поперек входа в пещеру, было невозможно, а войти совсем без стука — невежливо.

— Войдите, — разрешил голос шамана из-за шкуры.

Бубу отодвинул шкуру и просунулся внутрь.

— Шаман?..

В пещере было дымно и темно. Шкура не впускала внутрь солнечный свет и не выпускала наружу мистическую дымку и загадочную вонь, которые шаман напускал внутри для таинственности. Профессиональная этика требовала от него соответствующего оформления рабочего кабинета.

Сам шаман сидел у костра и варил что-то в глиняном горшке, помешивая зеленоватую бурду палкой.

— Зачем ты потревожил меня? — вопросил шаман недовольным тоном.

— Вот, зайца принес, — сказал Бубу.

— А, это хорошо. Положи вон там. Это все?

— Вообще-то нет… — замялся Бубу. — Я тут это…

Шаман взглянул на него неодобрительно.

— Так и думал, что у тебя имелись какие-то скрытые мотивы для визита.

— Чего?..

— Я говорю, я знал, что тебе чего-то надо.

— О-о-о! — разинул рот Бубу. — Значит, правду говорят, что ты все знаешь, шаман?

Шаман вздохнул.

— Рассказывай, что ты хотел, Бубу. Не отнимай у меня времени.

— Дай амулет, — сказал Бубу. — Вождь сказал, ты можешь сделать амулет.

— Понимаю, — кивнул шаман. — Весна, гормоны. Кто она, Бубу?

Бубу раскрыл глаза еще шире. Еще немного, и они сравнялись бы окружностью с его ртом.

— Как ты…

— Я же шаман, Бубу. Это несложная цепь элементарных наблюдений и умозаключений. Да и вообще, когда вас интересовало что-то другое?.. Итак, как ее зовут?

— Му.

— Му, я так и знал. Отличный выбор, юноша. Очень миловидная девушка, хотя время от времени причесываться, мыться и проводить профилактику педикулеза ей не помешало бы.

— Чего?..

— Ничего, забудь. Судя по запаху, ты все равно не поймешь.

— Так ты дашь мне амулет?

Шаман почесал в затылке.

— Сперва хочу задать тебе пару вопросов. Расскажи-ка мне, что тебя так привлекло в Му? У тебя матримониальные намерения, или так, баловства ради?

— Чего?..

— Я говорю, почему и для чего тебе хочется Му?

— А-а! Ну, у нее вот такие, — показал руками Бубу. — И вот такая, — снова показал руками Бубу. — Бубу нравится. Бубу хочет взять Му и…

В нескольких коротких фразах Бубу обрисовал свои планы в отношении возлюбленной. Шаман согласно кивал.

— Хорошо, — сказал он, дослушав. — Значит, тебе нужен амулет?

— Ага.

— Чтобы она тоже захотела проделать все вышеперечисленное в той же последовательности и с таким же энтузиазмом?

— Чего?..

— Я говорю, чтобы Му тоже хотела Бубу?

— А-а! Ну, да. Значит, сделаешь?

— Сделаю, — кивнул шаман.

Бубу приободрился.

— Но на это потребуется примерно месяц, — добавил шаман.

Бубу погрустнел.

— Кроме того, — сказал шаман, — с твоей стороны тоже потребуется выполнение ряда условий… В смысле, ты тоже кое-что сделаешь для меня, понял?

Бубу покосился на зайца. Заяц и впрямь был не особенно крупный.

— Могу добыть горного козла, — неуверенно пообещал Бубу.

— Козла, м-м? — почесал жиденькую бородку шаман. — Да, козел тоже понадобится. Тащи. Но это еще не все.

— Не все?..

— Нет, не все. Весь этот месяц ты будешь выполнять магические обряды для меня.

— Обряды?.. — глаза Бубу опять округлились.

— Ничего сложного, не пугайся, — успокоил его шаман. — Общение с демонами я беру на себя. От тебя потребуется кое-что совсем простое.

Бубу настороженно смотрел на него.

— Итак… Я бы предпочел, чтобы ты записывал, но письменность я изобрести не успел, — сказал шаман. — Так что ты запоминай… Во-первых, каждый день ходи в поле и собирай полевые цветы.

— Зачем?.. — удивился Бубу. — Они невкусные.

— Молчи и слушай. Цветы будешь приносить и оставлять у пещеры Му. Ясно?

— Ага.

— По лицу вижу, что ничего не ясно. Просто делай, как я сказал. Встаешь рано утром, до рассвета. Идешь в поле. Рвешь там цветы. Приносишь к пещере Му. Кладешь цветы у входа. Понял?

— Ага.

— Молодец, — сказал шаман. — Слушай дальше. С Му будь вежлив и обходителен, постарайся быть джентльменом.

— Чего?

Шаман почесал в затылке.

— Му не бить, не кусать, не дергать за волосы, не щипать за задницу, не шлепать, не швырять в нее камнями, не говорить ей гадостей.

— А как же она поймет, что Бубу ее хочет?

Шаман вздохнул.

— Это уже моя забота. Амулет поможет, понял?

— А-а.

— Бэ. Слушай дальше. Приносишь с охоты добычу — сперва отдаешь Му лучший кусок.

— Зачем?

— Затем. Это волшебство, дурак. Делай, как сказано, иначе амулет не сработает.

Бубу поник. Перспектива отдавать лучшие куски в течение месяца не добавляла ему хорошего настроения.

— И еще, — задумчиво почесал бороденку шаман. — Что же еще… Было ведь еще что-то…

Бубу с опаской смотрел на него.

— А, вспомнил, — обрадованно воскликнул шаман. — Еще вот что. Каждый день, как увидишь ее, обязательно скажи ей комплимент.

— Чего?.. — лицо Бубу недвусмысленно показывало, что его опасения подтверждаются. Сейчас шаман потребует отдавать Му вообще всю добычу.

— Чего-чего!.. Хорошее что-нибудь скажи ей. Например: «Привет, Му, ты сегодня прекрасно выглядишь», и все в таком духе.

Бубу замотал головой.

— Я не хочу связываться с духами, — сказал он.

Шаман вздохнул.

— Духов я беру на себя, — сказал он. — Ты главное говори Му разные приятные штуки. Ну, что бы тебе такое навскидку придумать… Скажи ей: «Твои глаза сегодня сияют, как две звезды в ночном озере». Или: «Ты грациозна, как лань». Хотя нет, это ты не запомнишь… Скажи: «Ты нежная, как весенний цветок в поле». Или: «Ты стройная, как камышинка».

Бубу нахмурился.

— Запомнил? — спросил шаман.

Бубу недовольно пожевал губами.

— Трудно…

— Ладно, будешь приходить каждый день, и я сам буду придумывать новый комплимент для Му.

Бубу помялся.

— А без этого никак?

— Никак. Амулет не подействует.

— Ты же шаман, неужели нельзя?..

— Нельзя.

Бубу поник головой.

— Выше нос, юноша, — сказал шаман. — Вот потаскаешь месяцок цветы, поговоришь приятное… А потом Му сама будет тебя на руках носить. Всего месяц потерпеть.

— Воины говорят… — неуверенно начал Бубу.

— И что же говорят воины?.. — прохладно осведомился шаман.

— Ну… Они говорят, это… Можно проще…

— Хм.

— Они говорят, можно ее дубинкой, того… По голове. И утащить в пещеру.

— Хм-м…

— Значит, можно?

Шаман почесал бородку.

— Вообще-то, я бы все-таки рекомендовал амулет. Но если говорить о чисто технической стороне дела…

— А если ее дубинкой, то амулет будет не нужен?

Шаман пожал плечами.

— Небольшое лечение от сотрясения мозга — это да. А амулет не понадобится.

Бубу заметно повеселел.

— Так я это… Наверное, сначала так попробую.

Шаман опять пожал плечами.

— Попробуй, отчего ж не попробовать, — равнодушно согласился он. — Правда, заранее хочу предупредить — если дубинкой тюкнешь, амулет потом уже точно не поможет.

— Не поможет?..

— Абсолютно определенно, нет.

Бубу постоял минуту в задумчивости. Потом махнул рукой.

— А, ладно! Уж больно долго ждать. Дубинкой попробую.

И развернувшись, направился к выходу из пещеры.

— Зайца оставь! — рявкнул ему вслед шаман. Бубу отдернул руку от зайца.

— Так ведь это…

— Это за консультационные услуги.

— Чего?..

— За мудрый совет, — пояснил шаман.

— А-а… — протянул Бубу, прощаясь глазами с зайцем.

— Бэ, — отрезал шаман.

— Ну… Я пошел?

— Иди. Счастливой семейной жизни.

Бубу вышел. Шаман некоторое время посидел в молчании, помешивая зеленую дрянь в горшке, а потом шкура зашевелилась и внутрь заглянула голова.

— Шаман?

— Войдите, — важно кивнул шаман.

В пещеру протиснулась фигура. В руках она держала свернутую шкуру козы.

— А, Зазу! Зачем ты потревожила меня?..

— Вот, — Зазу развернула шкуру и показала несколько печеных рыбин.

— А, отлично. Положи вон там, рядом с зайцем, — кивнул шаман. — Это все?

— Ну, — замялась Зазу. — Вообще-то я… Как бы это сказать… У меня…

— Знаю, — кивнул шаман. — Муж бьет.

Зазу удивленно выпучила глаза — точнее, один глаз. Второй, заплывший, почти не открывался. Шаман пожал плечами.

— Духи все рассказали мне, ты же понимаешь.

Зазу кивнула.

— Ладно, — сказал шаман. — Я знаю, как тебе помочь.

Он встал и направился в угол пещеры, где в беспорядке были свалены в кучу шкуры, дубинки, рыбьи головы, коровьи черепа и прочая домашняя утварь. Порывшись в хламе, шаман добыл оттуда небольшой глиняный горшочек. Вернувшись к костру, шаман наполнил горшочек зеленой жижей из кипящего на огне горшка.

— Вот, — сказал он, протягивая горшок Зазу. — Добавишь немного мужу в суп. К утру будешь свободна.

Зазу расцвела.

— Принесу тебе еще съедобных кореньев, — сказала она. — И эту козью шкуру тоже можешь оставить себе.

Шаман кивнул. Зазу торопливо покинула пещеру. Шаман вернулся к помешиванию жидкости в горшке.

Еще несколько минут протекли в тишине, а потом шаман невесело усмехнулся.

— Дубинкой, дубинкой…

И еще немного помолчав, добавил:

— Говорю же — амулет лучше!..







Проклятие


Толстая Зу приковыляла к пещере шамана на закате.

— Эй, шаман! — окликнула она.

— По воскресеньям не принимаю! — проворчал шаман.

Красное вечернее солнце уже почти скрылось за скалами на западе, длинные тени деревьев протянулись вдоль тропы. Шаман сидел у самого входа в пещеру, на куче сухой листвы, и вырезал кремневым ножом фигурку из кости. Зу подошла поближе, тяжело дыша. Крутой подъем к пещере заставил ее немало попотеть.

— Шаман! — снова позвала Зу, не обратив никакого внимания на слова шамана. — Мне нужна твоя помощь.

— А мне нужны четыре медвежьи шкуры и горшок сала, — отозвался шаман. — Но я ведь не иду к тебе, чтобы их потребовать, не так ли?

Зу ничуть не смутилась. Она уселась на большой плоский камень неподалеку от входа и шумно вздохнула.

— Это касается Агу, — сказала она. — Моего сына.

Шаман удовлетворенно кивнул, не глядя на Зу.

— Отлично, — сказал он. — Рад слышать, что меня это не касается. Еще что-нибудь?

Вопрос поставил Зу в тупик. Она несколько секунд непонимающе смотрела на шамана, потом спросила:

— Чего?

— Риторический вопрос, — пояснил шаман. — Отвечать не обязательно.

Зу помотала головой, пытаясь собраться с мыслями.

— Шаман, — сказала она. — Агу, мой сын, совсем меня не слушается.

— Трудный возраст, — безразличным тоном посочувствовал шаман. — Кризисный период, взросление, и все такое… Он, кажется, женился пару недель назад?

— Вот именно! — горячо подтвердила Зу. — Спутался с этой девкой, Айай.

— Видел, — одобрительно кивнул шаман, не отрывая взгляда от костяной фигурки. — Хорошая девушка. Трудолюбивая, симпатичная, большегрудая. Прекрасная девушка.

— Да она из племени каннибалов! — возмутилась Зу.

— Ты вроде тоже, — сказал шаман.

— Это было давно, — отрезала Зу. — До замужества. А эта… Сожрет мальчика с потрохами, и добавки попросит, стерва! В четверг я была у них, так она прогнала меня из пещеры, и еще песком вслед швырялась!

— Вот как? — удивленно пробормотал шаман, почесав жиденькую бородку. Поразмыслив несколько секунд, он кивнул: — Да. Прекрасная девушка. С такой не пропадет.

Зу сердито засопела.

— Ну и вот, — сказала она. — Я пришла, чтобы ты поговорил с Агу!

Шаман наконец поднял на нее взгляд.

— О чем?

— Как о чем? — возмущенно взмахнула руками Зу. — Скажи ему, чтобы слушал мать.

Шаман почесал в затылке.

— А зачем? — спросил он.

Зу вскочила на ноги, ее пухлое лицо покраснело.

— Как это зачем? — рявкнула она. — Мальчик совсем отбился от рук! Ушел из родной пещеры, женился на каннибалке, а ты делаешь вид, будто тебя это не касается?

Шаман вперил задумчивый взгляд в пламенеющее небо над холмами.

— Нет, — сказал он наконец. — Не касается.

Он поднес костяную фигурку к самому носу, чтобы в вечерних сумерках лучше видеть детали, ковырнул ее острой гранью кремня. Потом поднял глаза на стоящую перед ним Зу.

— И сядь, — сказал он. — Свет загораживаешь.

— Ну, знаешь! — возмутилась Зу. — А еще шаман!..

Тем не менее, она вернулась к плоскому камню и плюхнулась на него, сопя от негодования.

— Не понимаю, что тебя не устраивает, — сказал шаман. — Парнишка растет, у него потребности. Маскулинность, знаешь ли.

— Чего? — подозрительно переспросила Зу.

— Маскулинность, — повторил шаман.

— Тьфу! — в сердцах плюнула Зу. — Это она на него дурно влияет, эта Айай! Раньше-то он и думать не смел об этой гадости! Все она, эта рыжая дрянь!

— Разве паренек чем-то недоволен?

— Конечно, недоволен! — сердито сказала Зу. — Ему с ней плохо! Может, он этого и не замечает, но я-то вижу! Я мать! Если так дальше пойдет, она совсем испортит моего мальчика. Сегодня они кидают в мать песком, а что им взбредет в голову завтра? Наплодить маленьких каннибалышей?

Шаман пожевал губами.

— Агу очень расстроит меня, — сказал он, — если не додумается, как это сделать. Я всегда полагал, что он неглупый мальчик. Не вундеркинд, конечно, но где у нас тут вундеркинды?

— Вот и я говорю! — закивала Зу. — У нас нормальное племя, а не эти самые, вундер-как-их-там! Айай-то, небось, уж точно из таких!

Шаман вздохнул.

— Поговори с ним! — приказала Зу. — Эта девка его до добра не доведет. Я говорила тебе, что она швырялась в меня песком?

Шаман кивнул.

— Да-да, — сказал он. — Ты пришла к ним в пещеру, погостить недельку, а костер был сложен неправильно, и кости в углу лежали не горкой, а как попало. И еще, кажется, ты хотела научить ее, как надо печь мясо.

Зу удивленно уставилась на него.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

Шаман пожал плечами.

— Я же шаман, — ответил он. — Я все знаю. Духи разговаривают со мной.

— Так значит, поможешь? — с надеждой спросила Зу. — Поговоришь с мальчиком?

— Бесполезная затея, — сказал шаман. — Парень давно уже взрослый, на охоту ходит, женился… Правда, можно было бы…

Шаман на секунду задумался, потом манул рукой.

— Нет, это, пожалуй, чересчур.

— Что? — заинтересовалась Зу. — Ну, скажи, шаман?

Шаман дернул плечом.

— Можно было бы наложить на нее проклятье…

— Проклятье? — глаза Зу расширились.

— Угу, — кивнул шаман. — Я и говорю — глупая мысль. Несерьезно как-то.

Зу беспокойно заерзала на камне.

— А что за проклятье?

Шаман молча вертел в руках костяную фигурку.

— Да так, чепуха, — произнес он, помедлив минуту. — Ребячество.

— Ну, расскажи! — попросила Зу.

Шаман молчал.

— А я принесу тебе голову дикого осла, — сказала Зу.

Шаман на секунду замер, потом едва заметно покачал головой.

— И всю шкуру осла, — посулила Зу.

На мгновение шаман оживился.

— А что будет находиться внутри шкуры? — спросил он. — Там, вроде, должен быть осел.

— Осла мы уже съели, — виновато призналась Зу. — Но я могу положить туда десять рыб, — поспешно добавила она, заметив, что шаман теряет интерес.

— Двадцать, — поправил ее шаман. — Есть одно колдовство, но оно непростое, рыб надо много. Двадцать больших копченых рыб.

— Колдовство-о-о! — протянула Зу и быстро закивала головой. — Я принесу, принесу! Завтра вечером принесу. Так что это за колдовство?

— Ну, — неопределенно сказал шаман, — одно заклинание, очень страшное. Призовет гнев духов на голову Айай. Семь лет неудач и все такое. Устроит тебя?

Зу расплылась в широкой улыбке и затряслась всеми подбородками.

— Ну, держись! — воскликнула она. — У-у, вун-дер-кинка!

Она уже развернулась было, чтобы спуститься вниз, к пещерам племени, но шаман окликнул ее.

— Еще одна вещь, — сказал он. — Колдовство, как я тебе уже сказал, непростое. Потребуется еще кое-что…

Зу нахмурилась, ей казалось, что двадцати копченых рыб с лихвой должно хватить на любое колдовство.

— Ты должна устроить им бойкот, — сказал шаман. — Иначе магия не сработает.

— Бойкот? — наморщила лоб Зу. — Это вроде как лохмы выдрать, да? Ну, завтра я буду коптить для тебя рыб, а вот послезавтра…

— Нет, — перебил ее шаман. — Это значит, ты не должна появляться на пороге их пещеры. И вообще, не показываться им на глаза.

Зу уперла руки в бока.

— Это как так? — спросила она. — Это что, я должна прятаться от моего мальчика? А эта пакостная девка будет в это время зудеть моему сыну, какая я плохая мать?..

— Не будет, — махнул ей рукой шаман. — Это я беру на себя. Гнев духов… Ну, в общем, ты поняла. Пока вы с ней не видитесь, ей удачи ни в чем не видать. Хоть раз с ней повздоришь — вся магия насмарку. Понятно? Придется потом снова колдовать. И двадцатью рыбами уже не обойдешься.

Зу неуверенно топталась на месте.

— Но…

— Иди, Зу, — твердо сказал шаман. — И помни, рыбы должны быть большими. Не забудь про ослиную голову.

Зу развернулась и медленно побрела вниз по тропинке, пиная мелкие камешки. Шаман, прищурясь, глядел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом, потом опустил глаза на костяную фигурку, которую держал в руках. Поскреб ее кремневым ножом, дунул, чтобы убрать крошку.

— Можете выходить, — сказал он громко. — Она ушла.

Из-за выступа скалы высунула голову робкая тень. Выбравшись из укрытия, тень оказалась патлатым юношей в набедренной повязке из енотовых шкур.

— Ты же не будешь в самом деле колдовать? — с волнением в голосе осведомился он.

— Я только что избавил вас от визитов мамаши на неопределенный срок, — сердито сказал шаман. — Это что, по-твоему, не чудо?

Следом за юношей появилась худенькая рыжеволосая девушка. Юноша тут же ухватил ее за ладонь.

— Спасибо можете не говорить, — сказал им шаман. — Пары зайцев вполне хватит.

Агу понимающе закивал.

— А теперь идите, — разрешил шаман. — Только не слишком быстро, а то догоните мамашу.

Агу потянул девушку за руку и повел ее вниз по той же тропке, по которой ушла несколько минут назад Зу. Через несколько шагов девушка выдернула свои тонкие пальцы из его лапы, в два прыжка подбежала к пещере, быстро чмокнула шамана в заросшую щеку и так же бегом вернулась к мужу.

Солнце уже почти совсем скрылось за скалами. Шаман сидел на куче листьев, привалившись спиной к камню, и смотрел, как парочка спускается по тропинке вниз. Когда они скрылись из виду, он буркнул:

— Не за что, — и снова взялся за костяную фигурку. Он трудился над ней, пока не погасли последние лучи солнца, и он не перестал различать черты лица фигурки.

Тогда он встал и ушел в пещеру.







Чтобы помнили


— Шаман! — негромко позвал вождь.

Ответа не последовало. Вождь осторожно взялся за краешек шкуры, закрывавшей вход в пещеру, и потянул.

— Шама-ан! — повторил он. — Шаман, ты тут?

В пещере завозилось, зашуршало, зачавкало губами, потом из дымной полутьмы донеслось недовольное:

— А где еще мне быть?

— Я тут это…

— Заходи внутрь, — перебил его голос шамана. — Тепло не выпускай. Небось, не май месяц на дворе.

Вождь боком протиснулся в пещеру, заморгал, пытаясь привыкнуть к слабому свету костра, разведенного под глиняным горшком. Шаман сидел на грязной шкуре, расстеленной в дальнем углу пещеры, позевывая и протирая кулаками глаза.

— Я разбудил тебя, шаман? — ужаснулся вождь. — Прости меня, пожалуйста…

— Я не спал.

— Просто сейчас середина дня, я думал…

— Сказал же — я не спал! — рявкнул шаман и широко зевнул. — Я размышлял. Чего тебе нужно?

Вождь замялся.

— Я тут подумал… — и замолчал, смущенно ковыряя пол пещеры большим пальцем ноги.

— Ну, молодец, — похвалил его шаман. — Делай так почаще, это хорошее хобби.

— Чего? — переспросил вождь. Он быстро заморгал, мохнатые брови сошлись у него над переносицей, что было верным признаком усиленной работы мысли.

— Неважно, — отмахнулся шаман. — Все равно не поймешь. Это все?

— Не, — сказал вождь, запуская палец в нос. — Я это, чего подумал: вот мой отец был вождь племени, так?

Шаман пожал плечами.

— Ну, более или менее.

— И мой дед был вождь племени, верно?

— Тебе виднее, я вас всех не запоминаю.

— Вот именно, шаман. А ведь и до них были вожди! И никто их уже не помнит. Я спрашивал племя — моего отца еще смутно помнят, особенно женщины. А деда даже старухи не вспомнили, память у них уже не та. Ну, а тех, что до деда были, и вовсе никто не знает. А ведь, должно быть, мудрые были вожди, сильные, славные! А?

Палец вернулся из ноздри с добычей, вождь критически ее осмотрел и вытер о набедренную повязку. Шаман вздохнул.

— Очень мудрые, — подтвердил он.

— Так вот, — продолжал вождь. — Я и подумал: а если меня мамонт на охоте затопчет, или я с дерева упаду?

Шаман снова передернул плечами.

— Было бы неплохо, — буркнул он себе под нос.

Вождь быстро замотал головой, грязные волосы разметались вокруг его головы.

— Я не о том, — сказал он. — Что, если и меня племя забудет? Вот, помру я, пройдет время, и никто не вспомнит?

Шаман кивнул.

— Ага, — сказал он.

— Что «ага»?! — взвился вождь. — Я тут вождь или хвост коровий?

Шаман внимательно осмотрел вождя, пожевал губами.

— Вождь, — неохотно признал он.

Вождь кивнул.

— Ну так вот, — сказал он. — Хочу, чтобы меня помнили. Хочу, чтобы внуки моих внуков говорили: «Вот, был вождь Угу, самый лучший вождь племени».

Шаман вздохнул.

— А от меня-то что требуется? — спросил он.

Вождь смущенно почесался под набедренной повязкой.

— Ну… — неуверенно сказал он. — Ты это… Наколдуй чего-нибудь. Ты же все можешь.

Шаман потеребил бороденку.

— Это трудно…

— Пять бизоньих шкур, — поспешно сказал вождь.

— Хм-м-м…

— И нога антилопы.

Шаман кивнул.

— Ну и большой горшок для варки мяса, разумеется, — произнес он задумчиво. — Пусть твоя жена принесет его завтра. Проследи, чтобы она не забыла наполнить его вареным мясом.

— Конечно, — кивнул вождь. — Значит, сделаешь?

Шаман важно кивнул.

— Конечно. Но это еще не все. Нужно, чтобы ты выполнил кое-какие ритуалы…

— А без этого нельзя? — забеспокоился вождь. — Может ты как-нибудь сам? Постучишь в бубен, поколдуешь, а?..

— Я-то постучу, — сурово ответил шаман. — Кого люди должны запомнить, тебя или меня?

— Меня, — уныло признал вождь.

— Ну так слушай сюда, — сказал шаман, загибая на руке палец. — Во-первых, нужны открытые голосования.

— Чего?

— Голосование. Обряд такой. К примеру, ушли олени на юг. Выходишь к племени, говоришь: голосуем! Кто хочет перекочевать на юг, за стадами оленей, поднимите руку. Потом считаешь руки.

— Э-э…

— Я сам посчитаю, ясно? И тебе скажу. Если поднятых рук много, говоришь: большинство проголосовало «за», значит, кочуем.

— Так ведь это… Если стада уйдут на юг, нам и так придется следом идти. Зачем это… как его… голое сование?..

— Сказал же: обряд такой! — рассердился шаман. — А люди потом скажут: мудрый вождь, с народом посоветовался. Никто и не поймет, что выбора не было. Да и вообще, сделать можно по-своему, главное — чтобы голосование было.

— А-а-а… — почесал в затылке вождь. — Понял.

— Ничего ты не понял, — сказал шаман. — Просто делай, как я скажу.

Он загнул второй палец.

— Слушай дальше. Всем старикам, кто не может охотиться, назначишь пенсии.

— Чего?

— Пенсии, говорю, — повторил шаман. — Тьфу… Кормить стариков мясом надо. Всех, даже тех, кто уже ходить не может.

— А чего их кормить? — удивился вождь. — Берешь камень побольше, хрясь, и не надо никого кормить…

— Это пенсия, осел, — оборвал его шаман. — Колдовство такое.

Вождь открыл было рот, чтобы возразить, но шаман уже продолжал:

— И в-третьих…

— Сколько же у тебя этих пальцев, — обеспокоенно сказал вождь.

— Это самое важное, — сказал шаман. — Ты сейчас от всей добычи берешь себе половину, так?

— Ага, — кивнул вождь. — Я же вождь!

— Вот, — сказал шаман. — А с сегодняшнего дня бери поровну со всеми.

— Это еще зачем? — не поверил ушам вождь.

— За деревом! — огрызнулся шаман. — Чтобы люди думали, что ты щедрый и справедливый.

Вождь нахмурился, слова шамана показались ему зловещими, хотя смысл от него ускользал.

— Через какую-нибудь пару лет, — продолжал шаман, — люди будут тебя обожать. Хорошего вождя люди сами захотят помнить. Возьмут каменный топор, высекут на скале твой портрет, подпишут: «Угу, самый лучший вождь племени». Я потом придумаю письменность, может, на той неделе, чтобы можно было подписать… И уж тогда тебя никто не забудет.

— Никогда? — недоверчиво спросил вождь.

— Никогда, — пообещал шаман.

Вождь задумчиво пожевал губами.

— Ждать уж очень долго, — сказал он.

— Ну, а ты как хотел?

— Побыстрее бы…

Шаман вздохнул.

— Иди. Сегодня назначаешь пенсии, завтра — устроишь голосование. Про добычу не забудь: со всеми поровну.

Вождь печально вздохнул и вышел. Когда шкура за ним опустилась, шаман почесался и улегся обратно на шкуры. Через несколько минут тишину пещеры нарушал только мирный раскатистый храп.

На следующий вечер вождь вернулся.

— Вот и ты, шаман, — сказал он, завидев шамана, сидящего на корточках рядом с пещерой. Перед шаманом стояла плошка с ягодами, которые шаман неторопливо отправлял в рот.

— Вот и я, — хмуро отозвался шаман. — А вот ты. Мы оба тут, нет только моего горшка с вареным мясом.

Вождь отмахнулся от него.

— Шаман, я все сам придумал. Я сделал по-другому.

— Да ну? — приподнял бровь шаман.

— Ага, — радостно кивнул вождь. — Пойдем, покажу!

Шаман не двинулся с места.

— Идем, идем! — потянул его за рукав шкуры вождь.

Шаман неохотно поднялся и последовал за вождем. Тот обогнул холм, спустился по лощине и наконец остановился перед плоским обломком скалы, лежавшим у тропинки.

— Вот! — гордо сказал вождь. — Вот, видишь? И не надо никаких этих, сований, или как их там.

Шаман взглянул на камень. На гладкой поверхности виднелись глубокие царапины, приглядевшись, шаман понял, что они изображают человека с дубинкой в руке.

— Примитивное искусство, — сказал шаман. — Это, стало быть, ты сам?

— Ага! — с гордостью произнес вождь. — Отличный рисунок, ты с первого взгляда понял, что это я. По этой тропинке все племя каждый день ходит, все будут видеть меня, и никогда не забудут. Будут говорить: «Вот, это Угу, он самый лучший вождь племени, потому что он на камне нарисован!» Здорово я придумал?

Шаман помолчал. Потом пожал плечами.

— Ну, — сказал он, — что-то в этом есть.

— Я мудрый, — сказал вождь. — Ты тоже мудрый, шаман, но я мудрее.

Шаман вздохнул.

— Горшок с мясом чтоб был в моей пещере завтра, — сказал он. — И про бизоньи шкуры не забудь. Это моя идея, так что ты мне должен.

Потом он отвернулся и неторопливо побрел по тропинке обратно. Дойдя до поворота, он обернулся к вождю, все еще любовавшемуся своим портретом, и добавил:

— И вот что еще… Я конечно не спорю, можно и так. Помнить-то они будут, вот только…

— Что? — недовольно спросил вождь.

— Да нет, ничего, — ответил шаман. Секунду помедлив, он снова повернул голову к вождю и добавил:

— Если захочешь узнать, почему люди над тобой смеются — заходи, растолкую.

И ушел.







Лучший охотник племени


Костер тихо потрескивал, прогорая. Шаман подкинул в него пару обломанных веток и почесался.

— Иди сюда, — позвала Ры из угла. Она лежала на ложе, раскинувшись под теплой шкурой, и глядела ему в спину. В черных глазах блестели отсветы костра.

— Иду, — кивнул шаман, но не двинулся с места, продолжая глядеть, как огонь пожирает сухое дерево.

— Ну иди! — заныла Ры. — Мне скучно.

Шаман поднялся.

— Как пить дать, — проворчал он, забираясь под шкуру, — сейчас придет кто-нибудь.

Ры выпучила глаза. Ее всегда удивляли способности шамана прозревать будущее.

— Ты такой мудрый, — прошептала она. — Ты все-все знаешь!

— Тут и знать нечего, — отрезал шаман. — Закон подлости.

— Ты даже законы знаешь, — закивала Ры, прижимаясь к шаману. Умные мужчины приводили ее в восторг. — Это тоже эта, урис… уриспур… как ты говорил?

— Юриспруденция, — ответил шаман. — Нет, это другой закон. И вообще, не забивай себе голову. Почеши вот здесь, под лопаткой.

Ры испустила вздох восхищения. Разве можно не восхищаться мужчинами, которые с легкостью разбираются в вещах, которые ей ни за что не понять, хоть тресни? Она принялась ласково почесывать ногтями его лохматую спину.

Как раз в эту минуту у входа в пещеру послышался деликатный кашель.

— Ну вот, что я говорил? — сказал шаман.

Ры еще раз восторженно вздохнула.

— Кто там еще? — крикнул шаман.

За шкурой, прикрывавшей вход в пещеру, смущенно затоптались, прокашлялись, а потом раздался голос:

— Это я, Гугук.

— Пошел к черту, Гугук, — посоветовал шаман. — Я сплю. И я занят. И вообще, у меня гости.

— Я это… — смущенно сказал Гугук. — У меня тут это…

— Вот осел, — тихо заворчал шаман. — Не хочет уходить.

Он неохотно выбрался из-под шкуры. Не переставая ворчать себе под нос, он надел набедренную повязку и прошлепал босыми ногами к выходу.

— Тапки надо изобрести, — буркнул он. — Холодно босиком…

Он высунул голову из пещеры.

— Чего тебе?

Гугук, укутанный в медвежью шкуру, сидел на корточках перед пещерой, ковыряя пальцем землю перед собой. Увидев шамана, он вскочил на ноги, поднял руки в приветственном жесте.

— Здравствуй, шаман! — воскликнул он.

— Угу, — ответил шаман. — Оставим формальности на теплое время года. К делу.

Гугук замялся.

— Вот, — сказал он. — Знаешь, шаман… Я недавно женился.

— Поздравляю, — холодно ответил шаман. — Совет да любовь.

Гугук смутился еще сильнее.

— Ну, и вот, — сказал он. — Тут такое дело…

— Вы ссоритесь, я знаю.

Гугук вытаращил на него глаза.

— А откуда…

— Я же шаман, — объяснил шаман. — Духи предков мне все рассказывают. А еще у тебя лицо расцарапано, и в волосах осколки горшка.

Гугук смущенно отряхнул голову руками.

— И чего же тебе от меня надо? — спросил шаман. Стоять на холодной земле ему было неуютно, но и пускать Гугука в пещеру тоже не хотелось. — Говори скорее, у меня важные дела.

Гугук мялся.

— Ну-Ну меня выгнала, — признался он.

— Пустить к себе не могу, — отрезал шаман.

Гугук замотал головой.

— Я не о том, — сказал он. — Слушай, шаман, я ей столько всего хорошего сделал, а она!..

— Вот что, — сказал шаман. — Мне все ясно.

— Правда? — удивился Гугук.

— Да, — сказал шаман.

— И что ты мне посоветуешь?

— Снять шкуру, — сказал шаман.

Гугук открыл рот.

— Снимай, снимай, — нетерпеливо повторил шаман. — Положи вот тут, на землю, перед камнем.

Шаман уселся на большой камень, лежавший перед входом в пещеру, и обернул ноги медвежьей шкурой, которую Гугук скинул с плеч.

— Вот, — сказал шаман. — Теперь ты будешь говорить коротко и по делу, а я смогу слушать, не опасаясь воспаления легких.

— Чего? — переспросил Гугук.

— Я говорю — продолжай, — сказал шаман. — Из-за чего вы поссорились?

Гугук наморщил лоб.

— Ленивая она, — сказал он. — Еду готовить не хочет.

Шаман неодобрительно поцокал языком.

— Сегодня говорю ей, — продолжал Гугук. — Говорю ей: сходи в лес, набери мне ягод. Ну, знаешь, шаман, такие красненькие?

— Я знаю, какие бывают ягоды, — сказал шаман. — И что Ну-Ну?

— Не пошла, — развел руками Гугук. — Говорит, мол, ты на охоту идти не хочешь, и я никуда не пойду. Будем голодными сидеть! А как мне идти на охоту, если я голодный?..

— Логично, — кивнул шаман. — С другой стороны, как ей идти за ягодами, если ты не ходишь на охоту, а она из-за голода не может сходить для тебя за ягодами, чтобы ты пошел на охоту и принес в дом чего-нибудь пожевать, чтобы жена набралась сил и пошла в лес за ягодами?..

— Чего? — переспросил Гугук.

— Это называется «замкнутый круг», — сказал шаман. — Заклинание такое.

Гугук потер лоб ладонью.

— Голова разболелась, — признался он.

— Фантомные боли, — отмахнулся шаман.

— Чего?

— Ничего, — сказал шаман. — Дыши глубже. Пройдет. Давай, рассказывай дальше.

Гугук опять задумался.

— Ну и вот, — сказал он. — Я ей говорю: иди! А она мне — не пойду! Я говорю — иди, а она никак. Ну, тогда я ей ка-а-ак…

— Понятно, — кивнул шаман. — А сразу после этого был горшок и потом она тебя выгнала.

— Угу, — сказал Гугук.

Шаман почесал переносицу.

— Судя по симптомам, — сказал он, — это проклятие.

— Проклятие? — испуганно переспросил Гугук.

— Ага, — равнодушно кивнул шаман. — Ерунда. Лечится в два счета.

Гугук приободрился.

— Отведи ее к самому лучшему охотнику племени, — продолжал шаман. — И пусть она живет с ним две луны.

Гугук нахмурился.

— Это в каком смысле — «живет»?..

— В прямом, — отрезал шаман. — Чего неясно? Прописываю ей регулярную половую жизнь с лучшим охотником племени. Через два, максимум — три месяца, всю лень как рукой снимет.

Гугук сдвинул брови так сильно, что они наползли одна на другую.

— Я это… — забормотал он. — Это, самое… Я против! Не хочу я ее никакому охотнику отдавать!

Шаман пожал плечами.

— Ну, как знаешь. Я пошел спать.

Гугук схватил его за плечо.

— Шаман! — сказал он. — Шаман! Придумай чего-нибудь, а? Ты же шаман! Ты же все можешь!

Шаман, который уже встал было со своего камня, вздохнул и уселся обратно.

— Вообще-то, — сказал он, почесывая бородку, — есть еще один способ.

— Без охотника?

— Нет, — сказал шаман. — Без охотника не обойтись. Я просто подумал — для таких проклятий неважно, кто будет этот охотник. Если ты, Гугук, станешь лучшим охотником племени…

Гугук просиял.

— Завтра же пойду, подстрелю косулю! — сказал он. — Прямо с утра! Или лучше две?

— Две, — убежденно сказал шаман. — Одну принесешь мне.

Он встал и, подняв с земли шкуру, отряхнул ее.

— Хорошая шкура, спасибо тебе за нее, — сказал он, перекидывая шкуру через плечо. — Ну, жду тебя завтра. Если не найдешь косулю, сгодится и коза.

Гугук закивал.

— Принесу! — сказал он. — Завтра же принесу!

Но шаман уже не слушал его. Развернувшись, он удалился к себе в пещеру. Ры сидела на ложе, закутавшись в обрывки шкур, в глазах ее блестели язычки костра, рыжие волосы в полутьме казались почти черными. Шаман бросил медвежью шкуру на землю.

— Утром тапки изобрету, — сказал он, ложась рядом с Ры. — Надоело босиком ходить.

— Чего ему было надо? — спросила Ры.

— Да так, — отмахнулся шаман. — Пустяки. Всего лишь научил, как разрушить проклятие.

Ры с восхищением вздохнула.

— Знаешь, шаман, — сказала она. — Ты все делаешь не так, как все люди.

— Это почему еще? — удивился шаман.

— Другие дали бы ему дубиной по башке, чтоб не мешал людям по ночам, — объяснила Ры. — А ты ему помогаешь. Ты всем помогаешь. И еще ты добрый. И умный. В общем, все у тебя не как у людей.

— А, — понял шаман. Немного полежал молча, а потом добавил: — Когда я был маленький, я потерялся в лесу, и меня воспитала стая диких собак. Вот поэтому я не такой, как другие.

Ры засопела и прижалась к шаману, принялась любовно копаться у него в волосах. Шаман обнял ее рукой, и так они лежали, глядя, как костер бросает отсветы на стены и потолок пещеры.

Уснули они далеко не сразу.







Иначе будет бардак


Рано утром к ваятелю Джерку пришел царский визирь.

— Здравствуй, Джерк, — сказал визирь. — Я вижу, сфинктер удался на славу.

— Это сфинкс, — буркнул Джерк, шлифуя нос статуи крупным напильником.

— Да неважно, — отмахнулся визирь. — Я к тебе по другому вопросу.

Джерк вздохнул и повернулся лицом к визирю.

— Слушаю тебя, визирь Неберуф.

Тот облизнул губы и продолжил:

— Его величество фараон-батюшка Тьфутинахт Семнадцатый желает построить статую. Ты ведь можешь построить статую?

— Изваять, — проворчал Джерк. — Могу.

— Не придирайся к словам, Джерк, — строго сказал Неберуф. — Просто скажи: «Да, господин визирь».

— Угу, — кивнул Джерк.

Он снова развернулся к своему сфинксу, прищурил один глаз и критически оглядел лицо скульптуры, потом нежно приложился к носу напильником. Несколько крупинок камня упали на стол. Визирь обошел стол с другой стороны, чтобы видеть ваятеля.

— Джерк! — сказал он. — Это важная задача. Ты наш лучший ваятель, и фараон-батюшка поручает это именно тебе. Он рассчитывает на тебя, если кто и сможет справиться с этой задачей…

— А что я получу? — оборвал его Джерк, поднимая лицо от сфинкса.

Неберуф замялся.

— Денег у нас еще не изобрели, — признался он. — Так что выплатим по старинке, десяток медных браслетов и пять молоденьких рабынь.

Ваятель фыркнул.

— Вы мне еще не выплатили рабынь за январь, — сказал он. — А в том году вы обещали мне мраморную гробницу, и где же она?

— Ты поставлен в очередь на гробницу, — смущенно пробормотал визирь. — Как только подойдет твоя очередь…

— Да я помереть успею, пока она подойдет, — сердито сказал Джерк.

— Вот и славно! — кивнул Неберуф. — Помрешь, а тут тебе и очередь на гробницу!.. А что касается рабынь, я завтра узнаю у казначея. И еще, если хочешь, выбью для тебя пару браслетов авансом. Ну что, согласен?

Джерк вздохнул.

— Что нужно изваять-то? — спросил он.

Визирь пожевал губами, припоминая суть задачи.

— Нужна статуя, — сказал он. — Его величество во весь его божественный рост, грозящий иноземцам.

Джерк приподнял бровь.

— Грозящий?

— Да, вот так.

Визирь принял угрожающую позу, выпятил челюсть, правую ладонь сложил в фигу, а левую руку положил на сгиб локтя правой. Джерк понимающе кивнул.

— Да, вижу. Думаю, можно вырезать статую из кедра.

— Отлично, отлично, избавь меня от подробностей. Сколько времени тебе потребуется?

Джерк почесал в затылке.

— Хм-м… — протянул он.

— К концу недели успеешь?

Джерк выпучил глаза.

— Ах, да! — спохватился визирь. — Забыл сказать. Статуя должна быть сто локтей в высоту.

— Сколько?.. — ахнул ваятель.

— Сто, — сказал визирь. — Ты что, считать не умеешь?

— Сто локтей! — взвизгнул Джерк. — Сто локтей! А почему не двести?.. Ты же сказал — статую в рост фараона. Стало быть, три локтя. Ну, леший с ним, приукрасим — пусть будет четыре. Но сто?!..

— Это его божественный рост, — сдержанно ответил Неберуф. — Фараон-батюшка очень настаивал. Статуй в четыре локтя всюду навалом, а вот в сто…

— Невозможно, — сказал ваятель.

Визирь покачал головой.

— Джерк, ты не понимаешь. Это важная государственная задача, ее нужно выполнить.

— Невозможно вырезать из кедра такую большую статую.

— Ну, хорошо, — раздраженно сказал Неберуф. — Вырежи из… из… ну, я не знаю, из чего ты там еще вырезаешь?

Тут его взгляд упал на сфинкса, и он радостно воскликнул:

— Вот из этого, как его?.. Из камня!

— А где взять столько камня? — запальчиво воскликнул Джерк. — Ты хоть знаешь, сколько камня нужно?

— Избавь меня от технических деталей, — сказал визирь. — Я высокопоставленный чиновник, я не обязан уметь считать, я руковожу. Статуя нужна для престижа, это важная государственная…

— У нас нет столько камня.

— Так разберите что-нибудь каменное! Вон стоит пирамида Хеопса, она уже не нужна, можно ее сломать…

— Это памятник культуры, между прочим, — сказал Джерк. — Люди строили, старались, а мы будем ломать? И кстати, этот Хеопс тоже был фараоном. Нехорошо как-то.

— Да ладно тебе! — поморщился визирь. — Он вообще не из нашей династии. Аккуратненько разберешь, дадим тебе в помощь десять-пятнадцать тысяч смышленых ребят…

Джерк вздохнул.

— До конца недели — нереально.

Визирь заволновался.

— Нет, если нужно время… Я же понимаю. Но к середине апреля — крайний срок…

— Да ведь уже март!

— К середине апреля — крайний срок, — упрямо повторил Неберуф. — Джерк, это важная государственная задача. Мы три месяца разрабатывали для тебя техническое задание, сидели целыми сутками, выделяли бюджет, обдумывали, как лучше построить скульптуру, а ты теперь хочешь уничтожить труд десятков визирей и писцов? Ты в своем уме?

Ваятель обхватил уши руками и замычал.

— Хватит придуриваться, Джерк, — сурово сказал визирь. — Все, мне пора. Ты запомнил, как должна выглядеть скульптура?

Он опять принял угрожающий вид, левая рука ударила по сгибу правой.

— Запомнил?.. Сделай, чтобы чувствовалась угроза. Чтобы с первого взгляда было ясно, фараон-батюшка шутить не любит. Понятно?

Убедившись, что задачу Джерк уяснил, визирь вышел из мастерской. У порога сидел на камнях писец Пальпирус. Увидев визиря, писец вскочил на ноги.

— Все в порядке, господин визирь?

Неберуф сердито плюнул в песок, усаживаясь в свои носилки. Чернокожие рабы подхватили ручки носилок и зашагали по песку.

— То ему не так, это не этак! — громко ворчал из носилок визирь. — Эти ваятели распоясались совсем! Я, говорит, не стану вам ничего делать, придумали, понимаешь, какую-то чепуху! Каково, а? И это он мне, царскому визирю. Подавайте мне, говорит, рабынь, да побольше, а делать я ни черта не буду. А вот тебе!

Визирь скрутил фигу и высунул ее из-под балдахина носилок под самый нос писца, семенящего рядом.

— Вот! Вот! Хрена тебе лысого, а не рабынь! Запиши там себе: «Ваятелю Джерку не выплачивать вознаграждения, пока не будет готова скульптура». Записал? Пиши дальше: «Квартальную премию урезать на 100 %. Очередь на гробницу сдвинуть на полгода». Пора уже некоторым понять, кто не строит пирамиду — тот не ест.

Писец торопливо записывал его слова в клочок папируса, едва успевая шагать за носилками.

— На… полгода… Записал, господин визирь.

— Хорошо. Что там у нас еще по плану на сегодня?

Писец заглянул в папирус, пробежал глазами по строчкам.

— Инспекция городских ресторанов, господин визирь.

— Нелегкий день, — проворчал Неберуф. — Надеюсь, ты не забыл заказать для меня столик?

— Конечно, не забыл! — c гордостью ответил Пальпирус. — Столики во всех ресторанах заказаны со вчерашнего дня, господин визирь!

— Это до самого вечера, — сказал визирь. — Остальные дела перенеси на завтра. Эй, там, поворачивайте к ресторанам!

Рабы послушно развернули носилки и зашагали по узким городским улочкам. Визирь откинулся спиной на подушки и почесал живот пятерней.

— Должен же хоть кто-то в этом государстве как следует выполнять свои обязанности, — сказал он. — Слышишь, писец? Так и запиши: «Иначе будет бардак».







Как строить пирамиды


— К вам едет комиссия с проверкой! — выдохнул гонец.

— Мать моя Исида! — сказал ваятель Джерк. — Простите мой древнеегипетский. Да ведь и трех дней не прошло, как у нас была проверка!

Он гневно плюнул под ноги.

— Недели не проходит, чтобы не нагрянула какая-нибудь шелудивая комиссия, — сказал он, нервно взмахивая руками. — А когда мне работать? Они думают, пирамида построится сама собой, если фараон-батюшка будет почаще присылать сюда своих идиотов с проверками?

Гонец пожал плечами.

— Я тут ни при чем, — сказал он. — Мне велено передать, я и передаю. Великий визирь Неберуф собирается завтра посетить стройку, дабы лично удостовериться в том, что все идет как надо. С ним прибудут жрецы и писцы. Просили заранее приготовить для них апартаменты и обеспечить провиант.

— А развлекательную программу им не обеспечить? — зло спросил Джерк.

— Это уж само собой, — сказал гонец. — А теперь мне пора, всего хорошего.

С этими словами он бегом умчался прочь от пирамиды.

Комиссия явилась на следующее утро. К Джерку, работавшему на западной стене пирамиды, прибежал перепуганный раб, замахал руками, крича:

— Едут! Едут!

Действительно, к пирамиде приближалась цепочка из нескольких носилок, покачивавшихся на плечах чернокожих рабов. К тому моменту, когда Джерк спустился вниз, носилки остановились и из них показались жрецы и чиновники. Последним выбрался великий визирь Неберуф.

— А, это ты, Джерк, — сказал он. — Привет. Ну, и где тут у вас пирамида?

Джерк секунду помолчал, а потом указал пальцем на пирамиду.

— Вот, — сказал он.

— Ага, — кивнул визирь. — Неплохо, неплохо. Хотя мне казалось, она должна быть более… Как это сказать?..

— Кирпичной, — подсказал один из жрецов, стоявший справа от визиря.

Визирь поморщился и помотал головой. Поманив к себе писца, он взял у него из рук папирус.

— Вот, — сказал он, тыкая пальцем в план. — Тут должна быть такая острая штука, как ее?..

— Вершина, — подсказал писец.

— Да, точно, — сказал визирь. — Вершина.

— Пирамида незакончена, визирь, — сухо сказал Джерк. — Построена примерно треть.

Визирь перевел взгляд с плана на пирамиду, потом снова на план. Потом опять взглянул на пирамиду.

— Ну, и что? — сказал он. — А вершина-то где?

— Это нижняя треть, — терпеливо пояснил Джерк. — Вершину планируется сделать сверху.

— Что значит «сверху»?.. Джерк, не морочь мне голову! — возмутился Неберуф. — Вы что тут построили вообще?..

К визирю под локоть подсунулся писец, мягко взялся за папирус, который тот держал в руках, и перевернул его, потом зашептал что-то Неберуфу на ухо, одной рукой придерживая папирус, а другой указывая на план. Неберуф оттолкнул писца и выдернул у него из рук папирус.

— Сам вижу, — сказал он. — Не дурак. Пора бы знать, что пирамиды уже сто лет так не строят. Все прогрессивные люди строят пирамиды, начиная с верхушки, одни вы тут ретроградством занимаетесь. Тормозите прогресс. Надо прогрессивнее быть, Джерк! Прогрессивнее!

Джерк угрюмо кивнул.

— И вообще, — сказал Неберуф. — Это вот что? Что это такое?

Он приблизился к каменной стене пирамиды и постучал кулаком по гранитной плите.

— Гранит, — сказал Джерк.

— Да уж понятно, что не камень, — отозвался Неберуф. — Почему такого унылого цвета?

Джерк вздохнул.

— На вопрос ответьте, пожалуйста, — хмуро попросил низенький жрец, следовавший за визирем. — Мы занятые люди, мы сюда пришли не для того, чтобы ваши вздохи слушать.

— Да, — кивнул другой жрец, в красном одеянии. — Гранит — это как-то неряшливо. Серовато.

— Прошлый век, — поддакнул писец.

— Какой завезли, из такого и строим, — пожал плечами Джерк. — Он другого цвета не бывает.

— Не огрызайся, Джерк! — рассердился Неберуф. — Почему раньше об этом не подумали? Надо было строить из этого, как его…

— Песчаника? — подсказал писец.

— Дурак! — обругал его визирь.

— Из мрамора, — сказал жрец в красном.

— Вот! — подхватил визирь. — Из мрамора. Стильно и красиво. Не то что этот ваш, как его, гайморит.

— И камни еще огромные, — сказал низенький жрец. — Камни можно и помельче брать.

— Согласен, — кивнул Неберуф. — Крупные камни — это неэкономно. Нужно экономить. Маленький камень стоит дешевле, чем большой.

— Объем пирамиды все равно останется прежним, — возразил Джерк. — И вообще, чем крупнее камни, тем надежнее постройка. Это же основа мегалитической архитектуры…

— Ты это своей бабушке рассказывай, Джерк, — отмахнулся визирь. — Фараон-батюшка за прогрессивные технологии. Слышал когда-нибудь про Силиконовую долину Царей?.. Вот то-то же. Ты отсталый человек, Джерк. Сейчас все пирамиды строят из маленьких камней. Называется «нанотехнология».

— Пирамида, сложенная из мелких камней, будет менее долговечна, — заупрямился ваятель. — Маленький камень любой может из стены выковырять. А каждая наша плита весом в двадцать тонн, это огромные монолиты, они простоят…

— Моно! — фыркнул жрец в красном. — Даже не стерео! А ведь уже давно изобрели эту, как ее… Пять и один.

— Три-дэ, — подсказал низенький жрец.

— Да, — кивнул жрец в красном. — И ее тоже.

Джерк опустил глаза и рассматривал свои пальцы ног.

— И это ваятель фараона-батюшки, — сказал Неберуф. — Джерк! Я не понимаю, как тебя вообще на работу взяли. Ты же ни черта не знаешь.

Джерк пожал плечами.

— Во всей стране только у меня образование архитектора.

Визирь брезгливо скривил губы.

— Вот не надо только тут умничать! — сказал он. — Можно подумать, камни обтесывать — великая мудрость. Да некоторые, может, в камнях-то побольше твоего понимают, и ничего, молчат.

— У меня, между прочим, в почках камни, — сказал жрец в красном.

— Вот! — сказал визирь, указывая на жреца. — Видишь? У него эти камни уже в почках, но он же не выпендривается тут перед всеми!..

Визирь обернулся и махнул рукой писцу.

— Пусть подают носилки. Хватит на сегодня.

Потом взглянул грозно на ваятеля.

— Все тут перестроить заново, из мрамора, — сказал он. — На устранение недостатков даю две недели. Строить начать с вершины, как полагается.

— И покрасить в зеленый цвет, — добавил низенький жрец. — Чтобы было красиво.

— А вон там хорошо бы разбить оазис, — сказал жрец в красном. — Это не срочно, но в свободное время займитесь.

— И чтобы камни были маленькие, — заключил Неберуф. — Я приеду, проверю.

Джерк молча кивал.

Комиссия погрузилась в носилки и чернокожие рабы бодрым шагом зашагали прочь. Писец семенил рядом с носилками визиря.

— Каждый осел считает себя профессором! — сердито ворчал визирь из носилок. — А сами ни бельмеса. Только отвернись — и такого понастроят!..

— Точно! — поддакнул писец.

— Ему поручили всего-то навсего построить пирамиду! — сказал визирь. — Вот у меня целая тысяча дел, и я всё держу под неусыпным контролем, а он не справляется с одним плевым дельцем.

— Лентяй и бездарь! — вставил писец.

— Да я эту пирамиду построил бы за неделю, — продолжал Неберуф. — Но кому на это время поручить мои государственные дела? Кому?.. Этому Джерку?..

Писец захихикал.

— А потом удивляются, почему у визиря зарплата в сто раз выше, чем у архитектора, — сказал визирь.

Высунувшись из носилок, он крикнул рабам:

— Шире шаг, ленивые скоты! Раз-два, раз-два, ногу от бедра! Я что, сам должен свои носилки таскать?..

И откинувшись снова на подушках, утомленно вздохнул:

— Господи! Ну, почему в этой стране никто не умеет работать, как следует?..







Среднее образование в племени команчей


— Мой сын плохой индеец, — сказал вождь Большая Шишка. — Позови его сюда!

Жена высунулась из вигвама:

— Позор Семьи! — крикнула она. — Иди домой, Позор Семьи! Твой отец будет говорить с тобой.

Она отдернула полог и в вигвам вбежал с улицы их сын. Он был встрепан и чумаз, в одной руке он держал игрушечное копье, в другой — игрушечный скальп.

— Мы с мальчишками играем! — затараторил он с порога. — Папа, можно мы сперва доиграем?.. У нас в разгаре битва с бледнолицыми, мы уже почти победили…

— Хао! — властно воскликнул вождь Большая Шишка, поднимая вверх ладонь. — Помолчи, сын, и подойди ко мне.

Позор Семьи умолк и поник головой. Когда он проходил мимо очага, мать шепнула:

— Опять двойку схлопотал? Вот сейчас отец надерет тебе уши-то! Говорила тебе: займись вечером уроками!

— Помолчи и ты, мать моего сына! — сказал вождь. — Говорить буду я.

Мать отвернулась к котлу, булькавшему над очагом, а вождь окинул сына долгим и тяжелым взглядом.

— Скажи-ка мне, сын, — начал он медленно, — что это такое?

В руках он держал веревку с множеством завязанных на ней узелков.

— Узнаешь?

Позор Семьи молчал, ковыряя земляной пол вигвама большим пальцем ноги.

— Ну, тогда я сам скажу, — проговорил Большая Шишка. — Это твой дневник, написанный узелковым письмом.

Позор Семьи шумно втянул носом сопли. Ему было прекрасно известно, что за веревка находится в руках у отца.

— И что я вижу? — продолжал вождь. — Диктант по индейскому языку — двойка. Стрельба из ружья — опять двойка!

Он замолчал, пристально разглядывая сына, пытаясь обнаружить в нем признаки раскаяния.

— И это мой сын! — произнес он. — Сын вождя племени! Какой позор!

Краснолицый Позор Семьи покраснел так, что стал похож на вареную свеклу.

— Ну, ладно диктант, — сказал вождь. — Я могу понять, орфография узелкового письма дается не всем. Но вот это: «Скальпирование бледнолицых — три с минусом»! Скальпирование бледнолицых! Сын, ты знаешь, что я в твоем возрасте был лучшим в классе по скальпированию?..

Позор Семьи уныло кивнул, не отрывая глаз от пальцев на ногах.

Большая Шишка пробежался пальцами по веревке.

— «Вертелся и болтал на уроке метания томагавка», — прочитал он.

— Это все Печень Минтая! — пробубнил Позор Семьи. — Он первый начал. Он сам ко мне полез, а учитель сказал: «Ты вертишься, Позор Семьи, дай сюда свой дневник!»

— А в этом тоже Печень Минтая виноват? — спросил вождь. — Держи-ка! Читай от этого узелка.

Позор Семьи взял веревку в руки, ощупал пальцами узелки, шевеля губами, помотал головой, начал сначала.

— Че-те… Чти… Чте-ние… у-зел… а! «Чтение узелкового письма»!

— Дальше, — кивнул вождь.

Позор Семьи вздохнул, дальнейшее он знал без всяких узелков.

— Кол, — уныло сказал он.

— Кол! — подтвердил отец. — И меня вызывают в школьный вигвам! Какой стыд, клянусь тотемами предков! Твой учитель — Конкретный Олень — славный индеец, мы с ним выкурили не одну трубку мира, распили не одну бутылку дружбы! Как я взгляну ему в глаза? Как мне гордиться таким сыном, как ты, Позор Семьи? Сын вождя — двоечник!..

Мать, отвернувшись от горшка с похлебкой, неодобрительно поцокала языком. Позор Семьи был готов провалиться сквозь землю.

Вождь на минуту замолчал. Он отыскал кончик веревки и теперь завязывал там узелки.

— Покажешь завтра учителю мою подпись, — сказал он. — Ну, а теперь…

Вождь аккуратно снял головной убор из перьев и положил его в угол вигвама.

— Ты знаешь, что за это полагается, сын, — сказал он.

— Он больше не будет, отец! — вмешалась мать.

— Будет… не будет… — пожал плечами вождь. — Я сказал свое слово. Сын!..

Позор Семьи вздохнул и послушно спустил кожаные штаны из шкуры бизона. Вождь аккуратно сложил веревку с дневником в несколько раз, сделал пробный замах, шлепнул себя по ладони, чтобы проверить силу удара.

— А потом, — сказал он, — потом ты сядешь и будешь читать все книги, какие найдутся у нас в вигваме. Никаких тебе прогулок и игр с друзьями, пока не научишься читать на «отлично», понятно, тебе?.. Мать, достань книги.

Мать вынула из мешка, лежавшего в углу вигвама, несколько объемистых мотков веревки с узелками. Позор Семьи застонал.

— А что поделать! — сказал вождь, замахиваясь дневником. — Учись, мой сын! Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни!..

Дневник опустился, Позор Семьи издал вопль. Не обращая на это внимания, вождь продолжал вколачивать в сына тягу к знаниям.

— А завтра займемся скальпированием, — сказал он. — И попробуй только не стать у меня отличником!..







Кровавый дьявол Южных морей


— Отличная добыча! — сказал боцман, потирая огромные, словно жернова, ладони друг о друга. — Золотишко! Камушки!

— Груз шелка! — подсказал матрос Бинс.

— И заложница! — вставил юнга. — Выкуп, должно быть, отхватим!

— За борт бы ее, — проворчал корабельный плотник Каннингем. — Баба на корабле — к несчастью. Примета такая.

— Это уж не тебе решать, Каннингем, — сказал ему боцман. — Капитан говорит — будем требовать выкуп. Стало быть, никакого «за борт».

— Примета, говорят тебе!.. — начал было Каннингем, но тут ему на плечо опустилась тяжелая мозолистая лапа капитана.

— Каннингем, собачье вымя! — гаркнул капитан. — Вам заняться нечем?

Юнга, боцман и матрос Бинс инстинктивно вытянулись по стойке «смирно», а Каннингем подскочил, словно ужаленный в корму.

— Так точно, сэр! — сообщил он. — То бишь, никак нет!

Нос капитана, укутанный густой порослью рыжих усов, нервно раздул крылья.

— Кто у нас плотник, Каннингем, вы, или может, король Гоа?.. Вон та дыра в фальшборте сама себя не залатает. А ну, бегом за молотком и гвоздями, марш-марш!..

Плотник умчался в трюм. Капитан окинул грозным взглядом боцмана и остальных.

— Юнга — на камбуз, не вертись под ногами! Боцман! Боцман, черти тебя дери!

— Я, сэр! — отрапортовал боцман.

— Наглая свинья, сэр! — откликнулся капитан. — Живо команду наверх! Человека в трюм, осмотреть корпус на предмет пробоин. Такелаж проверить! Кливер убрать, бизань подтянуть к гику! Рулевому держать на зюйд-вест, четверть на зюйд. Мы возвращаемся к Тортуге.

Боцман схватился за свисток, свисавший на шнурке с шеи.

— Есть, сэр!

Капитан отвернулся от него, и, навалившись грузно всем телом на планшир, стал вглядываться в морские просторы. В полумиле от них под воду уходили пылающие останки «Южной звезды». Правее, с подветренной стороны, едва виднелась черная точка, прыгающая по волнам — шлюпка, уносившая команду разграбленного судна, милостиво отпущенную капитаном на все четыре стороны. Капитан плюнул за борт и отвернулся. Гремя деревяшкой о доски палубы, он прошествовал к юту. Матрос, сидевший на корточках у дверей маленькой каюты, подскочил и вытянулся в струнку.

— Все в порядке, капитан, — доложил он.

Не обратив на него внимания, капитан толкнул дверь рукой. Едва он попытался шагнуть внутрь, как дверь захлопнулась, чуть не ударив его по носу, а изнутри донесся грозный окрик:

— Стучаться вас не учили?!

Капитан нахмурился и бросил взгляд на матроса. Матрос ошалело и со страхом смотрел на капитана. Капитан нахмурился.

— А ну, — сказал он, — дуй наверх. Я тут сам разберусь.

Матрос умчался прочь с юта, а капитан, неловко помявшись, постучал в дверь каюты. Потом еще раз, чуть громче.

— Чего надо? — раздался голос.

— Я — капитан корабля! — сердито сказал капитан. — Мое имя…

— Можете войти, — разрешил голос.

Капитан снова толкнул дверь и на секунду замешкался, опасаясь, что она может опять захлопнуться. Растянув губы в ухмылке, которая, как ему было известно, обычно пугала пленников до полусмерти, он шагнул в каюту.

— Вот уж спасибо, что разрешили войти! — язвительно сказал он. — Я капитан этого корабля, и звать меня Рыжей Бородой…

— Дурацкое имя, — заявила костлявая дама средних лет.

Она сидела на диванчике, задвинутом в угол, сложив руки на груди и, насколько капитан мог различить под пышным платьем, закинув ногу на ногу. Тонкие губы дамы были сжаты в упрямую линию, ноздри раздувались, глаза из-под золоченого пенсне глядели крайне неблагожелательно. Черные волосы, стянутые на затылке в тугой пучок, вдруг напомнили капитану его учительницу правописания, строгую и сухую. Он сглотнул и неуверенно почесал бороду, кривая ухмылка сама собой сползла с его губ.

— Я… значит… Рыжая Борода, — сказал он. — А другие кличут Кровавым дьяволом Южных морей.

Дама фыркнула.

— Вы находитесь на борту «Разбойницы», сударыня… — продолжил было капитан, но тут дама прервала его взмахом руки.

— Я плевать хотела, как называется ваша лохань! — сказала она. — Меня интересует только одно: как скоро я прибуду в порт Каракас?.. Я — герцогиня Долорес де Перес Диас, а мой племянник — губернатор Венесуэлы, и я должна прибыть туда как можно скорее.

— О-о-о! — снова ощерился капитан. — Вы прибудете туда не раньше, чем мы получим от ваших родственников выкуп.

— Глупости, — заявила герцогиня. — Я находилась на пути в Каракас, и, насколько мне известно, не изъявляла желания изменить свой маршрут. Если вы не плывете в Каракас, какого дьявола, позвольте спросить, вы пересадили меня на свою грязную посудину?

— Мы…

— Помолчите, пока я говорю. И кстати, я надеюсь, мой багаж в порядке? Если вы что-нибудь уронили или сломали, я потребую от вас возмещения убытков.

— Ну…

— Я не закончила. Каюта у вас тесновата, но так и быть — меня она устраивает. Однако вы совершенно не подготовились. На столе пыль, на полу мусор, а это и вовсе совершенная безвкусица, — дама брезгливо ткнула пальцем в гравюру, изображавшую кракена, сжимающего клешнями бригантину, — Вам следует выбросить ее в море, а вместо нее повесить какой-нибудь сельский пейзаж.

— Э-э…

— И кстати, от вас ужасно пахнет. Вы что, пили?.. Вы водите корабль пьяным?

Капитан нервным движением дернул полу своего камзола, пытаясь прикрыть висящую на поясе флягу с ромом.

— И вообще, вам следует помыться, — заключила герцогиня. — От вас разит, и в бороде крошки.

Капитан отряхнулся.

— Вы свободны, идите, — махнула ему рукой герцогиня. — Распорядитесь, чтобы в каюте прибрали. На обед пусть подадут баранину, тушеную с овощами, и салат. Вино красное.

— Что? — удивился капитан.

— Я говорю: обед через час, — сказала герцогиня.

Она достала из складок платья маленькую записную книжку в переплете из телячьей кожи и перелистнула несколько страничек. Потом перевела взгляд на капитана и приподняла бровь.

— Вы еще здесь?

Капитан открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли где-то на половине пути. Так, с открытым ртом, он развернулся и покинул каюту. Вслед ему донеслось:

— И не хлопайте дверью!

Он аккуратно притворил за собой дверь.

На палубе к нему подскочил боцман.

— Сэр! Матросы интересуются, когда мы начнем дележку добычи.

— Отставить, — огрызнулся капитан. — Дележку начнем, когда я скажу. Для начала отправь кого-нибудь на камбуз, передай коку, чтобы не позже, чем через час, накормил пленницу. Да пусть постарается, как следует, жратва должна быть — первый сорт, а не эти его обычные помои. У нас тут герцогиня, а не какая-нибудь хавронья.

Боцман вытаращил глаза.

— Это с каких пор мы кормим пленников, словно королей, сэр? — спросил он.

— С этих самых! — огрызнулся капитан. — И еще отправь к ней в каюту юнгу, пусть подметет там.

Боцман раскрыл рот.

— Уж не влюбились ли вы часом, сэр? — с ужасом спросил он.

— Что? — вздрогнул капитан. — Тьфу ты! Конечно нет, осел! А ну, отставить разговорчики. Выполнять!

Он окинул взглядом паруса, задержался на рулевом, скользнул глазами по носовому такелажу. Оставшись довольным увиденным, капитан зашагал, постукивая деревянной ногой, к баку.

За его спиной послышались удивленные голоса и какой-то шум. Обернувшись, он увидел, что с юта поднимается герцогиня. Матросы зашушукались и прекратили работать. Плотник Каннингем, чинивший фальшборт, брезгливо сплюнул в море. Герцогиня, в свою очередь, бросила презрительный взгляд на команду и прошла уверенным шагом к борту.

— Эй, человек! — не оборачиваясь, она поманила пальцем матроса Бинса. — Что это за безобразие?

Ножкой в замшевой туфле она поддела бухту тонкого каната, небрежно сваленную рядом с бортом. Бинс заморгал, не зная, что ответить. Спас его капитан, подскочивший к пленнице.

— Сударыня, — начал он. — У нас не полагается, чтобы пленники разгуливали по палубе…

— А, вот вы где! — перебила его герцогиня. — Я спрашиваю, почему такой бардак на корабле? Столько бездельников, и некому прибраться?

— Мадам…

— Паруса грязные. Вы вообще стираете когда-нибудь паруса?

— Мы собирались, но…

— Перила борта исцарапаны, и все в занозах.

— Это называется планшир, сударыня…

— Я сама знаю, как это называется, — гневно отрезала герцогиня. — Почему не отполировано?

Капитан оглянулся, ища поддержки у матросов, но те смотрели на него и герцогиню, раскрыв рты. Каннингем опустил молоток, боцман закурил свою трубку, даже рулевой на шкафуте обернулся, чтобы лучше видеть происходящее.

— Это все из-за абордажных крючьев, — промямлил капитан. — Они, знаете ли, царапают борта…

— Ничего не хочу знать, — махнула рукой герцогиня. — Эй, вот вы, который с молотком!

— Я? — удивился плотник Каннингем.

— А кто же еще! — рявкнула герцогиня. — Когда закончите там с ремонтом, потрудитесь отполировать перила.

Плотник выронил молоток себе на ногу.

— А вы почему курите на борту? — накинулась герцогиня на боцмана. — Вам что, не объяснили, что вы находитесь на деревянном судне? Вы вообще знаете, что курение — главная причина пожаров?..

— Я… — начал было боцман, но договорить ему не удалось. Герцогиня выхватила трубку у него из рук и швырнула за борт.

— Каждый, кого я застану за курением, будет строго наказан, — сообщила она. — Вы, любезный, останетесь сегодня без ужина. Вам ясно?

Боцман непонимающе посмотрел на капитана. Капитан счел необходимым вмешаться.

— Я прослежу, сударыня, чтобы боцмана оставили без сладкого на неделю, — заявил он, отчаянно подмигивая боцману. — Может, вам удобнее будет у себя в каюте?

— Чепуха, — сказала герцогиня, снова поворачиваясь лицом к открытому морю. — Мне необходим свежий воздух, у меня моцион.

Неторопливо она прошествовала вдоль всей палубы, устраивая выговор то одному матросу, то другому. Смитсон получил от нее замечание за неопрятный вид, а Бинс, снова подвернувшийся под горячую руку, был отчитан за плевок в море. Капитан следовал за герцогиней по пятам, то и дело оправдываясь за некрасиво натянутые снасти и смолу на такелаже.

— А это еще что такое? — возмутилась герцогиня, указав на якорь, подтянутый к борту. — Почему весь в водорослях?

— Но это же якорь! — развел руками капитан.

Герцогиня отмахнулась.

— Оставьте свои оправдания, милейший, — заявила она ледяным тоном. — Чтобы к утру был начищен до блеска.

Лишь через четверть часа герцогиня наконец покинула палубу. Спускаясь по лестнице, ведущей на ют, она обернулась и добавила:

— А палубу подмести! — и скрылась в своей каюте.

Капитан вытер лоб рукавом камзола.

— Я же говорил, — громко сказал плотник Каннингем. — Баба на корабле — к несчастью. Говорил я, или нет?

— Точно, говорил, — подтвердил матрос Бинс.

— Помните тот бриг, на котором она плыла — как его? «Южная звезда», что ли?.. — продолжал плотник. — Сами видели, что с ними случилось.

— А что случилось? — непонимающе спросил боцман.

— А то! Пираты на них напали, вот что!

Боцман на секунду задумался, а потом неуверенно спросил:

— Мы, что ли?

— Ну да, мы и есть, — сказал Каннингем. — Это что, большая удача, по-твоему?.. Эх, прогнать бы ее по доске!..

— Точно! — поддержал боцман. — Привязать к ноге ядро, и отправить к морским дьяволам.

— А ну, заткнуться всем! — рявкнул капитан.

— Боцман дело говорит! — сказал матрос Бинс. — Выбросьте ее за борт, сэр!

— Тихо ты! — зашипел капитан, зажимая рот Бинсу своей огромной лапой. — Я даже представить себе боюсь, что она с нами сделает, если мы выбросим ее за борт.

Он оттолкнул Бинса и окинул команду мрачным взглядом.

Боцман снял с головы матросскую шапочку и мял ее в руках.

— Кэп, — сказал он. — Мы вас все уважаем, но… Надо что-то делать.

— Сам вижу, — огрызнулся капитан.

Он отвернулся от команды, уцепился рукой за ванты и уставился в море. Рука сама нащупала на поясе фляжку, капитан медленно поднял ее к губам и сделал приличный глоток.

— Есть только один выход, — сказал он. — Только один.

Команда молчала.

— Сэр, — робко позвал боцман. — Что прикажете делать, сэр?

Капитан молчал. Свободной рукой он поглаживал исцарапанный планшир бакборта, потом обернулся к команде. Рука его скользнула по вантам, пока не уперлась в деревянный круглый юферс. Капитан хлопнул по юферсу ладонью, ванты, продетые в отверстия юферса, загудели. Решение далось ему нелегко.

— Ничего не поделаешь, — сказал он. — Иного выхода у нас нет, ребята.

И отдал приказ.

Часом позже, когда все необходимое было погружено в шлюпку, а матросы уже сидели на веслах, капитан вслед за остальными членами команды перебрался через борт «Разбойницы» и уселся на носу шлюпки.

— Кончено, — дрогнувшим голосом сказал он. — Отчаливай.

Матросы налегли на весла. Через час «Разбойница» пропала из виду, скрывшись за горизонтом. Капитан не отрываясь смотрел ей вслед. Боцман подсел к нему.

— Все будет хорошо, сэр, — сказал он. — Вот увидите. Доберемся до берега, захватим какой-нибудь бриг, а то и фрегат… Есть ведь и другие корабли, сэр! Мы еще поплаваем! А эта… Пусть плывет хоть в свой Каракас, хоть к черту на рога!

Капитан молча кивнул. Боцман ободряюще потрепал его рукой по плечу.

— Навались, ребята! — гаркнул боцман матросам. — Я чую землю! Мы потеряли корабль, но зато спаслись!

Матросы навалились. Шлюпка легко скользила по волнам, сопровождаемая ритмичным плеском весел, а капитан сидел на носу, подставляя лицо ветру.

Его щеки, усы и борода были мокрыми, но были ли это слезы, или только брызги волн — так и осталось неизвестным.







Ценный сотрудник


— Вот объясните мне, чем вы думали?

Иван потупился. Клаус вздохнул, потеребил пальцами усы.

— Нет, я примерно представляю, чем, — сказал Клаус. — Но всему же есть предел. Вот это, — Клаус ткнул пальцем в сторону Венеры, — вот это уже чересчур.

Венера хихикнула, Иван бросил на нее быстрый взгляд и зарделся.

— Хватит пялиться! — рявкнул на него Клаус, затем обернулся к Венере. — А ты накинь на себя что-нибудь!

Венера проигнорировала его слова. Она ласково улыбалась большому пальцу ноги, которым рисовала что-то на пыльном полу, и тихонько напевала под нос.

— Иван, давайте выйдем в коридор, — вздохнул Клаус. — Тут с вами говорить не получается.

Иван позволил увести себя в коридор, в курилку, под большой красный знак «No smoking». Там Клаус приобнял его за плечи и начал внушать.

— Я все понимаю, вы, Иван, сотрудник молодой, неопытный. Вам многое у нас еще в новинку…

— Да что вы, Клаус! — попытался протестовать Иван. — У меня восемь лет стажа…

— Нет, Иван, у вас месяц испытательного срока, — вежливо, но твердо возразил Клаус. — А еще у вас два неснятых наговора и голая девица в офисе. Я вам вот что скажу. Забудьте вы про свой стаж. Здесь никому дела нет, где и сколько вы проработали, вы теперь наш. Испытательный срок, это конечно… — Клаус неопределенно взмахнул рукой. — Мы вас все равно берем на постоянную работу, потому что работник вы ценный. Ценный вы работник, Иван, понимаете?

Иван понимал.

— Но неорганизованный. Неорганизованный. Вас, Иван, еще организовывать и организовывать. Вас, Иван, надо, как амебу, надо путем деления… Вы улавливаете?

Иван мычанием дал понять, что, несмотря на определенные трудности, в целом, да, он улавливает.

— Ну вот. Значит, вы понимаете, что как руководитель отдела, я буду просто вынужден…

— Но, Клаус, я же как лучше…

— Ни-ни-ни! — поспешно покачал головой Клаус. Густая белая борода смешно замоталась из стороны в сторону. — Даже не говорите мне ничего. Вы же знаете, где у нас дороги мостят добрыми намерениями. Вы же в командировку у нас ездили в прошлом месяце, стало быть, видели. Вы хотите как лучше, а я потом получаю наговор от начальства. Вы хотите как лучше, а я… Кто оленей летать учил? А-а, вот то-то. Хорошо еще, не коров.

Иван умоляюще смотрел на пожарный гидрант, торчащий из стены, словно ожидал от него помощи. Гидрант безмолвствовал.

— А я потом полдня на этой треклятой крыше с лопатой… — Клаус достал из кармана красной форменной куртки пачку сигарет. — Спички есть?

Иван протянул ему зажигалку. Клаус затянулся.

— Раньше трубку курил, а теперь вот… Времени на трубку нет. Трубка — ритуал, Иван. Трубка времени требует. Трубка — она как женщина. С ней надо… — Клаус свободной рукой показал в воздухе, как надо с трубкой. Иван понимающе покивал.

— Клаус, я не хотел вас подводить.

— Ее еще кто-нибудь видел, кроме меня?

— Вроде бы, нет…

— Вроде бы, или точно нет?

— Вроде бы, точно…

Клаус вздохнул. На меховую оторочку куртки упал пепел с сигареты, и Клаус брезгливо стряхнул его рукой.

— Постирать бы, да некогда все… Эх, Иван, знали бы вы, куда работать шли. Тут же ведь такое… Вам и не снилось, — Клаус помолчал. — Только бы шеф не узнал… Откуда вы ее взяли?

— Сделал, — пожал плечами Иван.

Клаус покачал головой.

— Куда катится мир, — пробормотал он.

Иван покраснел.

— Я так понимаю, центрифуга и ускоритель? — спросил Клаус. — И белковый концентрат?

Иван кивнул, не поднимая глаз от пола.

— Я немного совсем взял. Для эксперимента…

— Да мне, Иван, концентрата не жаль, его, слава богу, полный котел. Хоть ешьте его. Я понять не могу, зачем она вам.

— Скучно вчера было, — сказал Иван. — Вот, для эксперимента…

— Для эксперимента, — кивнул Клаус. — Живого человека сделали. Угу. Симпатично, кстати, получилось — отдаю должное. А теперь ее куда? Жениться будете, или обратно, в котел ее?..

Ивану было стыдно.

В курилку ввалились четверо русых, полненьких, красногубых вурдалаков, на ходу прикуривая сигареты из портсигара и распространяя резкий запах бензиновой зажигалкой «Зиппо». Они были уже слегка навеселе и один из них рассказывал похабный анекдот. Клаус затушил окурок и бросил его в банку из-под кофе.

— Ладно, пойдемте, посмотрим еще раз на вашу Венеру.

По дороге к офису он давал Ивану указания.

— Никому ни слова, смотрите мне! Чтоб ни одна живая душа… Здравствуйте, Леночка, как дела? …Ни одна живая душа! И мертвая тоже. Чтоб никто ни сном, ни духом. Увидят — говорите, что я секретаршу принял… Шагайте потише, Иван. С моим-то весом, да в мои годы… Или нет, вот что, секретаршу не надо. Говорите, что стажерка. На производственную практику.

Иван с готовностью кивал.

— А еще знаете что? Следите, чтоб инкубы не узнали. Пронюхают… — Клаус махнул рукой. — Сами знаете. Хана.

Клаус остановился перед дверьми офиса.

— Открывайте!

— Сим-сим, откройся! — гаркнул Иван на дверь. Дверь распахнулась. Клаус вошел первым.

Венера стояла у открытого окна и радовалась скупому зимнему солнцу. Сквозняк надувал тонкие тюлевые занавески парусами и ворошил светлые Венерины волосы. Несколько снежинок запутались в волосах. Венера негромко смеялась и повизгивала, протягивая руки в окно. Ее грудь и лицо раскраснелись на морозе. Снизу доносились громкие и одобрительные мужские голоса.

Клаус закрыл лицо руками.

— Уберите ее оттуда, — тихо попросил он Ивана. — Простудится, дура.

Иван поспешил оттащить Венеру от окна и захлопнул его. Внизу раздались крики протеста. Венера тоже было завозмущалась, недовольно скривила пунцовые губки, топнула босой пяткой по полу, но Иван утащил ее в угол и усадил в кресло. Клаус стянул с себя свою необъятную красную куртку и подал Ивану.

— Накройте. Пусть погреется, дуреха.

Иван укрыл Венеру, старательно подоткнув куртку ей за спину и особенно снизу. Вся Венера под курткой не помещалась, точеные мраморные ножки торчали наружу. Оторочка куртки заворожила Венеру, и она, выпростав из-под куртки пальцы обеих рук, перебирала мех, что-то чирикая себе под нос.

— А ей красное идет, — заметил Клаус. Иван молча согласился.

В дверь постучали.

— Открывайте, — сдавленно сказал Клаус. — Чего уж теперь.

Иван открыл.

— Здрасьте…

— Что тут у вас? — спросил шеф, переступая через порог. Иван часто заморгал. Клаус сглотнул слюну.

— Да вот, — смущенно выдавил он, стараясь не глядеть на начальство. — Эксперимент ставим. Девка, это… Морозоустойчивая. Актуально… Отошли покурить, а она окно умудрилась открыть, дуреха. Там мужики, вот она и полезла смотреть.

Шеф пристально разглядывал Венеру. Потом оглянулся на Клауса.

— Шапочку дай.

Клаус побледнел, снял красную форменную шапочку и протянул шефу. Тот подошел к Венере и надел шапочку ей на голову. Венера взвизгнула от удовольствия.

— Великовата, конечно, ну, ничего, подберете… А так хорошо, ей красный идет…

Клаус выдохнул.

— Стараемся!

— Ты, Клаус, вот чего, — шеф положил Клаусу руку на плечо. — Это все хорошо, конечно, но ты о главном не забывай. Через три часа выезд у тебя. Не забыл?

— Да как можно!..

— Ну и хорошо.

У двери шеф обернулся, сказал:

— А дивчина ничего. Снежная королева, прямо. Решил, значит, штат расширять своими силами?

Клаус вяло улыбнулся.

— Вы ей имя какое-нибудь придумайте красивое… Белоснежка, там, что ли…

— Венера! — вставил Иван.

— Венера? Да нет, какая же она Венера, — улыбнулся шеф. — Белоснежка. Или Снежная королева?

— Снежная дурочка, — пробурчал Клаус.

— А? Как? Снегурочка? — шеф наклонил голову набок и близоруко сощурился, глядя на девицу. — А что, знаете, мне нравится.

Клаус промолчал. Иван запустил пятерню в волосы и скреб там ею.

— А знаешь что, Клаус? — спросил шеф и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Бери-ка ее с собой на выезд. Помогать будет. Опять же, симпатичная, людям понравится. Престиж поднимем. А?

Клаус задумался.

— Найдите ей что-нибудь форменное, по размеру, и это…

Клаус кивнул.

— Ну, ни пуха! — и шеф вышел.

Клаус посмотрел на Ивана.

— Снегурочка, — сказал он. — Ну, вот что, Иван, дуй на склад, ищи форму ей.

* * *


К утру сани вернулись. Клаус выбрался из них и швырнул пустой мешок встречавшему его Ивану.

— Держи, студент!

Следом за Клаусом из саней выпорхнула Снегурочка с горящими глазками, двумя смешно торчащими из-под шапки косичками и красным личиком, чмокнула на ходу Ивана в щеку и побежала в здание. Клаус хлопнул Ивана по плечу.

— Порядок, Иван. Распрягай.

Вместе они распрягли оленей и отвели их, усталых и покрытых с ног до головы снежной пылью, в стойла, где их ожидали кормушки с сеном.

— Воды не давай, — предупредил Ивана Клаус. — Позже дадим, а то простынут.

Потом они закатили сани в сарай, расправили теплый полог из медвежьей шкуры, чтобы просыхал.

— Сядем, — махнул рукой Клаус и первым уселся в сани, на широкую скамью, достал из внутреннего кармана куртки металлическую фляжку и пару миниатюрных стопок. Они разлили по стопкам коньяк, чокнулись, Клаус закурил.

— Ну?.. — робко спросил Иван.

Клаус не торопился с ответом. Он сделал несколько глубоких затяжек, смакуя сигаретный дым, словно сладкий ликер, пустил несколько дымных колечек, и только потом ответил:

— Неплохо, Иван. Неплохо.

Он еще немного помолчал, выпустил еще колечко и добавил:

— Не то, чтобы сильно по работе помогла… Нет, не скажу. Хреновая помощница, если честно. Но морально… Пятьсот километров по тундре ехать, это вам не шутка — скука смертная. А тут эта дурешка — болтает себе, о погоде, об оленях, о том, о сем…

Он хлопнул Ивана по плечу.

— В общем, молодец.

Иван покраснел. Клаус сосредоточился на сигарете и на несколько минут воцарилось молчание. Потом Клаус сказал:

— Я вот еще чего подумал, пока ехал. Я эти пятьсот километров за восемь часов проезжаю. Так? Быстрее ехать — выигрыш в скорости невелик, а олени умотаются. А вот если бы по воздуху лететь…

Иван улыбнулся.

— Значит, чтоб летали?..

— Чтоб летали, — усмехнулся Клаус. — Теперь — официально. Задание тебе такое. Чтоб летали.

— Будут летать! — подскочил Иван.

— Не спеши, — махнул рукой Клаус. — До следующего года успеешь. Сейчас тебе вот о чем надо подумать. Слушай концепцию.

Он глубоко затянулся, огладил бороду и принялся излагать Ивану концепцию. Иван слушал, раскрыв рот.

— Справишься? — спросил его Клаус.

Иван поглядел в пустую стопку, немного помолчал. Клаус понял его молчание по-своему, плеснул коньяку сначала Ивану, потом себе.

— Надеюсь, — неуверенно сказал Иван.

— Справишься, — отмахнулся Клаус. — Над имиджем только поработаем. Тебе бы бородку отрастить, чтобы посолиднее выглядеть. А девчонку, знаешь, бери с собой. Я-то привычный, а вот тебе помощь пригодится. Идет?

Иван криво улыбнулся.

— Значит, так и договоримся, — весело сказал Клаус. — Рождество мое, Новый год — твой. Давай, по маленькой!

— С праздником, — кивнул Иван.

— С праздником, — отозвался Клаус.

Они чокнулись и выпили. Потом они еще долго сидели в санях, прикрыв ноги медвежьим пологом, пока не допили всю фляжку, и Клаус, с каждой стопкой все больше краснея, рассказывал Ивану о том, как встречали Новый год в прежние времена.

А в офисе у открытого окна второго этажа танцевала Снегурочка. Снежинки залетали в окно, кружились вместе с ней в танце, падали на ее плечи и шапочку с белой меховой оторочкой, а она улыбалась и напевала что-то себе под нос. Она была счастлива.







Рыцарь, дракон и ее высочество


Нет, вы только подумайте! Какая наглость — назвать меня заколдованной принцессой!.. Никогда больше не буду иметь дела с этими безмозглыми трубадурами. Мало того, что стихи у них весьма посредственные, так еще и наврано с три короба!

И сэр Руперт тоже не был принцем на белом коне, а всего только завалящим рыцарем, каких пруд пруди, а его пегая кляча хромала на заднюю ногу. И уж само собой, он меня в жены не брал. Подумать только, сколько глупостей может нагородить один маленький плешивый поэтишка, да еще утверждать потом, что так интереснее!.. Никогда не встречал большего наглеца, к тому же такого невкусного. У меня до сих пор изжога от его вонючих сапог, натертых свиным салом. Н-да, это вам не нежные молоденькие девственницы…

Ладно уж, расскажу, как все было на самом деле.

Служил я тогда у одного местного короля. Ну, знаете — старомодный старикашка; уж поди лет двести, как запирать принцесс в башнях вышло из моды, а у него не то ностальгия, не то просто помешался старый пердун на старине. В общем взял, да и запер дочку в один заброшенный монастырь, ну а чтобы разным кретинам-рыцарям было интереснее ее спасать, нанял меня. Торговались мы с ним полдня, пока не пришли к обоюдному согласию: десять ведер золота, половину вперед. Я дракон не жадный, много не беру.

Было это лет тридцать назад. Принцесса была тогда сопливой пятнадцатилетней девчонкой, капризной и абсолютно безмозглой — хотя, пожалуй, я немного несправедлив к малышке; надо было сказать «была, есть и всегда будет», потому что если ее характер и менялся, то уж точно не в лучшую сторону. Мозгов у нее не хватало даже на то, чтобы самостоятельно напялить панталоны. Впрочем, панталоны на нее всю жизнь надевали две фрейлины.

Я ничего не имею против человеческой глупости. Я даже был бы готов простить ей ее глупость — принцесса все-таки. Но характер!.. Боже мой, какой у нее был характер!..

Она была капризна. Если ей не нравилось, как сидит платье, или ей казалось, что ее туфли недостаточно хорошо начищены, если весной ласточки начинали строить гнездо не над ее окном, а над соседним, она падала на пол, размазывая по лицу слезы и сопли и визжала так, что в соседней деревушке беременные женщины рожали раньше срока. Она могла впасть в истерику, если дождь начинался в то время, когда она собиралась на прогулку. А осень была сущим мучением для всех обитателей королевского замка — принцесса ежеминутно устраивала концерты, требуя, чтобы лето не кончалось и обещая пожаловаться папеньке.

Она была самоуверенна. Однажды, катаясь на лодке, принцесса выпрыгнула за борт, будучи в полной уверенности, что сможет ходить по воде. Через несколько минут пожилому слуге с трудом удалось втащить ее, промокшую и наглотавшуюся воды, обратно в лодку. Как только принцесса очухалась, она заявила, спасая остатки тщеславия, что поскользнулась на рыбе.

Принцесса была болтлива. Она трепалась и трепалась, словно язык у нее был прикреплен посередине, и производила при этом такой же шум, как дюжина торговок в базарный день. Если вы полагаете, что ее репертуар состоял из наивных рассуждений о юных пастушках и овечках и умилений над пушистыми котятами, вы ошибаетесь. Девица со знанием дела рассуждала о рыцарских турнирах («трах — и начисто снес ему башку!»), казнях («если дергать за жилки, то пальцы на руке сжимаются и разжимаются!..») и спиртных напитках («…болела два дня, наблевала, наверное, целый таз — представляешь?..»). Весь этот поток слов она щедро сдабривала лексиконом деревенского кузнеца, уронившего раскаленную железяку себе на ногу.

Принцесса была труслива. Если в ее покои случайно забредала мышь, об этом немедленно узнавал весь замок — так она вопила. Обычная лягушка, которую деревенские девчонки не задумываясь пинком посылают за пределы видимости, приводила ее в ужас, и тогда от ее визга листья с деревьев так и сыпались.

Одним словом, какой бы порок вы ни вспомнили, можете не сомневаться — у принцессы он был.

Справедливости ради стоит заметить, что было у нее и одно достоинство — она была красива. Нет, не просто красива — красивых девушек на свете немало, и я — уж поверьте старому дракону! — разбираюсь в этом вопросе. Но даже среди красавиц принцесса смотрелась как пышная роза среди полевых ромашек.

Ее розовое личико никогда не знало ни веснушек, ни прыщей, несмотря на то, что вечно было перемазано чем-то сладким и липким. Волосы, мыть которые она отваживалась едва ли чаще одного раза в две недели, рассыпались по ее плечам роскошными волнами льняного цвета. Шоколады и варенья, которыми она пичкала себя с утра до вечера, не портили ей ни зубы, ни фигуру — хотя, честно признаюсь, если забыть об эстетической стороне дела, полные девушки мне нравятся больше тощих. Шоколад делает круглее и мягче те места, которым положено быть круглыми и мягкими, и при этом совершенно не ухудшает вкусовых качеств…

Отвлекся. Да, так вот, насколько испорченна и капризна была принцесса внутри, настолько же хороша и привлекательна она была снаружи. Разумеется, стоило ей открыть рот и сказать хоть слово, как все очарование рассеивалось.

И вот это милое дитя в один прекрасный день перешло под мою опеку.

— Ты ведь меня понимаешь, не так ли? — сказал мне папаша-король. — Условия обычные: ты держишь принцессу в плену десять лет. Если за это время ни один рыцарь не сумеет ее спасти, я забираю ее домой, а ты получаешь двойную оплату. Сторожевое заклятие не позволит тебе причинить вред принцессе или бросить ее одну и смыться. Ну, конечно, если кто-нибудь тебя победит…

— Правила я знаю, — прервал его я. — Не волнуйся, не впервой. Я, между прочим, восьмерых принцесс в плену держал, знаю, что к чему. Рыцарей и принцев сожрал да огнем пожег — сотни две, наверное!.. Про оруженосцев и лошадей уж позволь умолчать. Так что можешь не сомневаться, никто твою принцессу не спасет!

Старикашка побледнел немного — он, понятно, полагал, что уж какой-нибудь рыцаришка, да победит меня. Не первый, так второй; не второй, так двадцать второй. Ему, разумеется, на рыцарей было наплевать, просто жалко было расставаться со второй половиной вознаграждения.

Но отступать было поздно — сделка есть сделка. Я тотчас отбыл в старый монастырь и стал дожидаться, когда привезут мою пленницу.

Монастырь — это, впрочем, громко сказано. Старым и заброшенным он был уже лет двести назад. Теперь же от него остались три стены, две угловых башни, маленькая часовня без крыши да удивительно хорошо сохранившееся отхожее место, стены которого были испещрены изречениями и рисунками далеко не богословского содержания. Не знаю точно, по какой причине монахи покинули сию скромную обитель, но, как я слышал, это случилось, когда до епископа тех мест дошел слух, что монастырь посещают дьяволицы в образе юных пастушек из соседней деревни. Краткое расследование показало, что власть сатаны в этих краях необычайно сильна; монахи, чьим единственным оружием против соблазна была горячая молитва, не могли сопротивляться ей. Посему было решено монахов отправить миссионерами к африканским дикарям, дабы приобщить последних к святой вере Христовой, а чтобы не дать дьяволу снова овладеть помыслами благочестивых мужей, их оскопили.

Одна из угловых башен — та, на крыше которой еще осталось немного черепицы — была более или менее пригодна для жизни. По крайней мере, так считали двое бродяг, устроившихся там на ночлег. Увидев, как я вхожу во внутренний двор монастыря, они поспешили освободить помещение, что было, несомненно, очень любезно с их стороны. Они так торопились, что не стали даже спускаться по лестнице, а просто выпрыгнули в окно башни. Один сломал ногу, а другой, кажется, получил сотрясение мозга; я вообще-то не собирался их есть, но тут уж просто расчувствовался донельзя: не могу смотреть, как люди мучаются.

В общем, развалины монастыря показались мне вполне подходящим местом для содержания принцессы. Следующие два дня я был занят фортификацией этих живописных руин: углубил ров, давно уже пересохший и заросший травой; судя по всему, окрестным жителям он служил мусорной свалкой — столько в нем было сломанных колес от телег, черепков от посуды и собачьих скелетов. Чтобы наполнить ров водой, пришлось прорыть небольшой канал от реки.

Обрушившаяся крепостная стена была существенным недостатком монастыря; можно сказать даже, что ее отсутствие сводило на нет всю пользу от остальных трех стен. В ближайшем лесу я наломал несколько сотен деревьев и свалил их огромной беспорядочной кучей вдоль недостающей стены. Молодой юркий пастушок, возможно, сумел бы пробраться через этот бурелом, не получив растяжения связок и не свернув себе шею. Но рыцарь в тяжелых доспехах, который достигает пределов своей ловкости, забираясь в пьяном виде на собственную кровать, проникнуть в монастырь этим путем уже не смог бы.

В стенах жилой, северной башни было несколько узких окошек и две двери: одна из них выходила во внутренний двор, другая — на стену. Нижнюю дверь я завалил несколькими каменными плитами. Выходить из башни принцессе не полагалось, а для рыцарей это создавало дополнительные проблемы. Таким образом, проникнуть в башню теперь можно было лишь с крепостной стены; на крепостную же стену вела лишь одна лестница — внутри восточной башни; но в ней я собирался устроить свое собственное логово. Так что, кто бы ни попытался проникнуть к принцессе в северную башню, а равно и выйти из нее на свободу, неминуемо попадал бы сначала ко мне.

Стратегия, господа! Да-с, стратегия — великая вещь! Нет ничего приятнее, чем устроить другому засаду, а потом из укромного места смотреть, как этот глупец идет прямехонько к ней, опрометчиво полагая, что все продумал! Безмозглые рыцари и еще более безмозглые принцы, полагающие, что жизнь похожа на сказку, где таким же кретинам, как они, все удается без труда, топают, лязгая доспехами, и надрывают глотку; они требуют, чтобы я вышел и сразился с ними, причем советуют не испытывать их терпения. Ну, не глупо ли?.. Как можно надеяться убить трехфутовым кусочком железа, который они с гордостью называют фамильным мечом, пятидесятифутового дракона, дышащего огнем и серой?

Бывают и немного умнее. Эти крадутся ночью, в кромешной тьме, полагая, очевидно, что если они ничего не видят, то и я ничего не вижу. Они неосторожно наступают на сухие ветки, хрустящие под их ногами, но все равно идут вперед, ругаясь громким шепотом и в душе рассчитывая, что я спишу все эти звуки на лесных зверей. Потом они спотыкаются о камень, падают лицом вниз, издавая при этом звук, похожий на пустую кастрюлю, и неожиданно убеждаются, что прямо перед их носом валяется, скаля зубы, человеческий череп. Некоторые из них начинают кричать сразу, некоторые — через несколько секунд, но кричать начинают все. Они вскакивают на ноги, начисто позабыв о конспирации, кидаются к выходу — и, разумеется, обнаруживают там меня. До последней секунды они бывают убеждены, что виной всему — неудачное стечение обстоятельств; никому и в голову не приходит, что весь этот спектакль был тщательно спланирован и продуман до мелочей. Разумеется, сухие ветки не валяются просто так на тропинках, вдоль которых нет деревьев; камень и череп тоже были положены с таким расчетом, чтобы произвести наибольшее впечатление. Обстоятельства? Нет, господа. Стратегия!

На третий день к полудню у стен монастыря остановилась карета. Ее высочество вышли не раньше, чем перед дверцей кареты расстелили расшитый золотом коврик. Я наблюдал за происходящим с крепостной стены, и, насколько смог понять, принцессу удивило отсутствие почетного караула и ковровой дорожки, ведущей от подъезда непосредственно в опочивальню.

Следом за принцессой из кареты появились две фрейлины — юные беззаботные дурочки, завернутые в тонкие шелка с оборками и кружевами; в руках каждая из них держала зонтик и веер. Обе беспрерывно хохотали; правда, увидев монастырь и меня, они немного притихли и погрустнели. Перспектива провести десять лет взаперти под охраной дракона может расстроить даже самого жизнерадостного оптимиста.

— Это и есть д-д-дракон? — спросила одна из фрейлин, в голубом платье, обращаясь к своей подруге.

Боюсь, это я виной тому, что несчастная девица начала заикаться. Некоторые не слишком обремененные щепетильностью драконы время от времени дают мне понять, что я слишком мало слежу за своей внешностью.

Тем временем к монастырю начали подтягиваться телеги обоза. С обозом приехали кухарка, прачка, три служанки, шесть мешков муки, триста фунтов сушеного гороха, воз платьев, укомплектованный пожилой гардеробщицей, королевская кровать, а также любимый попугай принцессы в золоченой клетке.

Принцесса, не решаясь сойти с коврика на пыльную траву, отдавала указания.

— Составьте эти корзины здесь. Осторожнее, вы, растяпы! Не уроните их, там же мои платья! Мэри-Энн, принеси веер! Пошевеливайся, курица, он в карете, на скамье!.. Кучер! Что ты стоишь, как истукан — ты разве не видишь, как тут ветрено! Подай мне мантию, болван!..

Наконец, когда все вещи были разгружены, я спустился вниз и перетащил в башню сначала вещи и съестные припасы, а затем, одну за другой, прислугу и фрейлин. Некоторые думают, будто возить на спине девиц — занятие неблагодарное и тяжелое. Они-де так визжат, что уши закладывает, и совершенно не заботятся о том, чтобы удержаться на вашей спине, даже пролетая над открытым морем на высоте трехсот футов. Не спорю, бывают, конечно, неприятности — особенно если девица только что плотно поужинала. Но, право же, многие драконы просто привирают, рассказывая о таких случаях. На самом деле эти дурехи настолько обмирают от страха, что самое сложное — это заставить их отпустить вашу шею после того, как они доставлены к месту назначения. Особенно долго пришлось повозиться с кухаркой — если бы я не пообещал ей, что откушу руки, она бы сидела у меня на шее по сей день.

Принцесса перенесла путешествие по воздуху удивительно спокойно. Если не обращать внимания на то, что она пыталась доказать мне, что я неправильно летаю, и обещала пожаловаться папеньке, если я уроню ее, то я бы сказал, что это была самая спокойная пассажирка. Спрыгнув с моей спины на крепостную стену, она махнула мне рукой в царственном жесте, и сказав: «Вы свободны», удалилась в башню. Вскоре до меня донесся ее визг и крики фрейлин — как выяснилось, спальня принцессы все еще не была готова к ее появлению, на окнах не было занавесок, а на окне не стояли свежие цветы.

Так состоялось мое первое знакомство с ее высочеством. Не могу сказать, что она совсем не произвела на меня впечатления — скорее даже, наоборот. Принцесса была совсем не похожа на тех принцесс, что я знавал в былое время. Большинство из них были глупы, и все без исключения любили покомандовать; но в данном случае имело место нечто уникальное. Поэтому я решил забраться в свою башню и поразмыслить на досуге. Люблю, знаете, пофилософствовать: сядешь, бывало, где-нибудь в тиши, в спокойной обстановке, на тенечке — а еще лучше в каком-нибудь мрачном подземелье, где ничто не отвлекает от размышлений, и философствуешь. Ржавые цепи, свисающие с потолка, тихонько позвякивают, покачиваясь от твоего дыхания, а ты знай себе ковыряешь в зубах обломком берцовой кости, и рассматриваешь пылинки, крутящиеся в тонком лучике лунного света… И размышляешь…

Ладно, ладно, хорошо, постараюсь больше не отвлекаться. На чем я там остановился?..

Да, так вот. Месяца через три-четыре к монастырю потянулись рыцари. Сначала по одному, по два в месяц; потом начали приходить каждую неделю. Как мне потом рассказали, король самолично распустил слух, что страшный дракон (я, то есть) похитил его прекрасную дочку; кто ее спасет, тому, дескать, и принцессу в жены, и полцарства… Портрет доченьки развесили в каждом кабаке — с таким расчетом, чтобы как можно больше рыцарей его увидали. Сказки о драконах и прекрасных принцессах снова вошли в моду. Сказки-то эти всегда заканчивались хорошо — для принцесс и их спасителей. Дракона всегда побеждали, принцесса заключала своего спасителя в объятия и с тех пор их биография становилась скудна на события. В жизни же дело обстояло пока что не в пользу рыцарей. Первые два-три года они меня забавляли: приятно вспомнить молодость, знаете ли. Да, годы идут, а рыцари все те же — либо зеленые самоуверенные юнцы в дешевых латах, считающие, что энтузиазм с успехом заменит им владение мечом, либо набравшие опыта в турнирах и крестовых походах тридцатилетние бездельники, которым не столько нужна рука принцессы и даже половина королевства, сколько слава и почести. Как первым, так и вторым абсолютно наплевать на тот факт, что они не знакомы с принцессой лично.

А зря! В среднем раз в неделю она закатывала первосортный скандал, с разбиванием посуды и выбрасыванием спальных принадлежностей в окно. Когда это случилось в первый раз, я решил было, что какой-то не в меру ретивый принц забрался-таки в башню и теперь лишает чести всех девиц без разбору. Однако дело было всего лишь в том, что утром в открытое окно принцессы влетел не соловей, как она того ожидала, а здоровенная ворона, разбудившая ее пронзительным карканьем.

Помимо этого принцесса считала прямо таки своим долгом устраивать мелкие скандалы, ссоры с фрейлинами и служанками, капризничать и заливаться слезами как минимум раз в сутки. Без этого она, как я полагаю, не чувствовала себя вполне счастливой. Отчасти я ее понимаю: посидите-ка в закрытой башне день за днем, месяц за месяцем, в то время как почти под самыми окнами деревенские девчонки бегают босиком по зеленому лугу и плетут венки из цветов!..

Однако, несмотря на это, характер принцессы все же изрядно действовал мне на нервы. Я очень терпелив, но жить рядом с истеричкой — нет уж, увольте, это выше моих сил! Признаюсь, искушение разорвать ее на куски и сожрать часто овладевало мною… Эх, если бы не Сторожевое заклятие!.. Не подумайте, что я кровожаден. Вовсе нет. С молодыми драконами такое бывает — они готовы выжечь и пожрать целую деревню в один присест, но я, слава богу, дракон солидный, можно даже сказать, в возрасте; мне не пристало такое ребячество.

Впрочем, скандалы и склоки были не единственным развлечением ее высочества. Принцесса изобретала для себя и другие забавы. Завидя однажды на склоне холма пасущихся овец, она заявилась ко мне и тоном, не терпящим пререканий, потребовала:

— Принеси мне барашка! Немедленно!

Несомненно, она полагала, что барашек — это милое кудрявое существо с розовой ленточкой на шее, с большими карими глазами и розовыми ушками. Все сведения об овцах, коими она располагала, были почерпнуты из провинциальных сказок о деревенских пастушках-недоумках, которыми ее напичкала в раннем детстве кормилица. Посему вид матерого барана со здоровенными закрученными рогами, обросшего грязью и благоухающего, как сточная канава, привел ее в ужас. Уносить его обратно на пастбище я отказался, оставив беднягу маяться на крепостной стене, где он и провел ночь, злобно блея и стуча рогами в дверь принцессиной башни. Под утро он оступился, свалился вниз и свернул себе шею, благодаря чему я был избавлен от необходимости искать завтрак. Принцесса не разговаривала со мной несколько дней, а желание заводить домашних животных у нее исчезло навсегда.

Наконец, на шестой год заточения ее высочества, у стен монастыря появился сэр Руперт.

Сам я в тот день отсыпался после вчерашней славной схватки с каким-то заморским рыцарем, а может, и принцем — черт его разберет, он так и не успел мне представиться. В общем, я спал и переваривал свой ужин, поэтому не видел прибытия сэра Руперта. Так что с чего началась заварушка, я узнал лишь со слов ее высочества.

Он приехал серым пасмурным осенним вечером на своей старенькой кобылке. Следом за ним семенил мул, увешанный тюками с провиантом, оружием и прочими принадлежностями, необходимыми рыцарю в дальнем походе. Среди тюков сидел и юный оруженосец, белобрысый юнец лет семнадцати, длинный и худой, как жердь. На седло он подложил мешок с какими-то тряпками, но его ноги все равно волочились по земле.

Сэр Руперт, видимо, собирался заночевать в монастыре, но подойдя поближе и обнаружив, в каком плачевном состоянии тот находится, отказался от своего замысла и приказал оруженосцу разбить лагерь.

Старый, видавший виды походный шатер был поставлен быстро — и прямо под окнами принцессы. Случайно, разумеется.

Принцесса тоже заметила шатер совершенно случайно. Собственно, не было ничего особенного в рыцарском шатре, разбитом под ее окнами — как я уже говорил, такие шатры там появлялись по два, а то и по три в неделю. Но шатер сэра Руперта привлек ее внимание тем, что из него торчала пара босых пяток и доносился богатырский храп, а сидящий рядом с шатром белобрысый юноша чистил пяток картофелин. В общем, и рыцарь, и его оруженосец, вели себя совершенно не так, как полагается себя вести, готовясь к бою с огнедышащим драконом.

Разумеется, принцесса возмутилась. И, как вы уже сами, наверное, догадались, начала кричать.

Она поносила несчастного, ни в чем не повинного оруженосца словами, от которых покраснел бы пьяный извозчик. Она перечислила всех родственников и предков сэра Руперта, а заодно и его слуги, причем по ее словам выходило, что оба являют собой самую причудливую смесь различных пород животных.

Впрочем, надо отдать должное сэру Руперту — он, как и полагается истинному солдату, продолжал спать сном младенца, и, по всей видимости, так и не проснулся бы, если бы оруженосец не растолкал его. Потерев кулаками сонные глаза, рыцарь высунулся из шатра и, приподняв одну бровь, начал пристально изучать принцессу.

Принцесса продолжала верещать.

Сэр Руперт несколько минут хранил молчание, после чего выбрался из шатра полностью, натягивая по пути подштанники, и заорал в ответ:

— Ну и чего ж тебе надо-то, дура ты горластая?

За глаза принцессу называли еще и покруче, но до сего момента никто еще не осмеливался сказать ее высочеству нечто подобное прямо в лицо. Несколько секунд она стояла, хватая ртом воздух — перехватило дыхание, надо полагать — а потом, разразившись пронзительным истошным воплем, исчезла в башне. Вскоре оттуда донеслись громкие рыдания и визг.

Сэр Руперт, решив, что инцидент исчерпан, забрался обратно в шатер и уже через минуту оттуда донесся его храп. Оруженосец уселся рядом с шатром и снова взялся за недочищенную картофелину.

Однако уже через несколько минут, справившись со слезами и утерев нос, принцесса высунулась в окно и прокричала:

— А вот я сейчас пойду, пожалуюсь моему дракону, и он вас сожрет! Бе-е! — и показав оруженосцу язык, бегом бросилась в мою башню.

— Какой еще рыцарь? — спросил я, выслушав ее путаные объяснения, перемежаемые бранью и нытьем.

— Там! Под окном! Дрыхнет в палатке, как паршивый суслик! Сожри его, я тебе приказываю, слышишь, ты, желтопузая ящерица! И его кретина-слугу тоже!

Я давно привык к оскорблениям, поэтому не обратил на ее слова никакого внимания, а только отмахнулся лапой.

— Я уже сыт. Вызовет на бой — сожру. А не вызовет, так и пусть проваливает ко всем чертям!.. Нужен он мне, как устрице пиджак.

Это заявление окончательно вывело принцессу из себя. Ее игнорировали два странствующих бездельника, ее назвали горластой дурой, а теперь еще и дракон отказывается выполнять ее приказы! Что-то повернулось в ее маленьком мозгу, и она принялась яростно пинать меня ногой в бок.

Признаться, меня это слегка удивило. Никогда еще никто из людей не решался на подобный шаг. Боли она мне, разумеется, причинить не могла — чтобы пронять мою шкуру, нужно кое-что посерьезнее туфелек из свиной кожи. Но вы подумайте, какая смелость — пинать огромного огнедышащего дракона! Когда я поднял голову и изумленно посмотрел на нее, мой взгляд встретился с ее горящими ненавистью глазами. Не разжимая челюстей, она прошипела всего одно слово:

— Быстро!

— Ох, как же ты мне надоела, — вздохнул я. — Ладно уж, посмотрю, что там за рыцарь. Все равно теперь уже не уснешь.

Я выбрался из башни и полетел к шатру сэра Руперта.

Едва завидев меня, оруженосец взвизгнул и нырнул в шатер. Там поднялась возня, и через пару секунд, пытаясь одновременно напялить кольчугу и панталоны, выбрался сэр Руперт.

Сэр Руперт, надо признаться, не производил в тот момент впечатления отважного рыцаря. Однако это было лишь первое впечатление, и как это часто бывает, оно оказалось ошибочным.

Я приземлился неподалеку от шатра. Земля содрогнулась, когда мои лапы коснулись земли — но сэр Руперт не содрогнулся. Он стоял босой, в одних панталонах и кольчуге на голое тело и с мечом в руке — самое смешное зрелище в мире — если бы не выражение его лица. В сосредоточенном лице сэра Руперта не было ничего забавного.

В лице его читалась решимость и готовность к схватке, мужество и бесстрашие. Он стоял, держа перед собой меч, готовый победить — или умереть.

— Эй, дракон, — крикнул он, взмахивая мечом. — Если ты хочешь драки, ты ее получишь! Но сначала пообещай, что если ты победишь, то не тронешь моего слугу!

В минуту смертельной опасности, не имея почти никаких шансов на победу, он думал не о своей шкуре, а о белобрысом оруженосце. Удивительные экземпляры попадаются все-таки среди людей! Несколько секунд я стоял в замешательстве, не зная, что ему ответить.

— Не хочу я драки, — проворчал я наконец. — Кто ты такой и что ты здесь делаешь? Насколько я понимаю, ты пришел не затем, чтобы спасать принцессу?

— Принцессу? — переспросил сэр Руперт, не опуская меча. — Так эта визгливая курица — принцесса?

Визгливая курица — ха! Действительно, такое определение отлично подходило ее высочеству. Я даже хохотнул.

— Верно. Эта визгливая курица, кстати, просила меня сожрать вас обоих.

— Как ты смеешь! Как вы оба смеете! — со стороны монастыря до меня донесся истошный визг. Принцесса наблюдала за нами из окна башни. — Немедленно проглоти его, слышишь! Немедленно! Немедленно!

— Заткнись, — миролюбиво посоветовал я ей. — Заткнись и уйди с глаз моих. Видишь — джентльмены беседуют.

Принцесса исчезла — возможно, упала в обморок. Сэр Руперт рассмеялся и опустил меч.

— А ты ее тоже, кажется, не очень жалуешь. Ты, стало быть, охраняешь ее от женишков?

Я проворчал что-то невразумительное.

— Судя по всему, не очень приятное это занятие… Не возражаешь, если я оденусь?

— Да ради бога.

Сэр Руперт забрался в шатер, изгнал оттуда оруженосца и тот, поглядывая в мою сторону, начал разводить костерок под котелком. Через минуту рыцарь вновь выбрался из шатра, уже в полном парадном облачении — без кольчуги, в широкой, некогда белой льняной рубанке с широкими отворотами, вытертых черных бархатных кавалеристских штанах с кожаной вставкой по внутренней стороне бедер — чтобы можно было ездить в них верхом — и в шляпе с пером. Шляпу он, впрочем, сразу же снял и швырнул на траву, а сапоги даже и одевать не стал. Меч в кожаных ножнах покачивался у его бедра.

— Вспомнил, — сообщил он с кривой улыбкой. — Это про тебя мне давеча рассказывали в таверне. Что ты похитил принцессу и все такое…

— Да какое там похитил! Если б мне за это не платили, давно бы избавился от нее.

— Да уж, я бы и за полцарства не согласился такую терпеть. Кормят-то хоть ничего?

— Как тебе сказать… Принцы еще сносны, но вот вашего брата самого кормить надо бы получше, костлявые какие-то вы все.

— Что ж ты хочешь, солдатская жизнь…

Разговор перешел у нас на житейские темы. Сэр Руперт жаловался мне на свою бродячую жизнь и антисанитарию. Я сетовал на низкую оплату труда и паршивые условия, а сэр Руперт заявил, что мне за вредность положено молоко выдавать.

Какое счастье — понимающий собеседник!

— Так что ж ты ее не бросишь? — спросил рыцарь, добывая ножом картошку из котелка и подбрасывая на ладони, чтобы остудить.

— Проклятое Сторожевое заклятие, — буркнул я. — Никакой возможности нет обойти его. Ни удрать, ни принцессу прогнать. Только два варианта: либо десять лет терпеть ее выходки, либо дать себя победить. Мне, признаться, последнее не по душе. Хоть я и немолод, даже по драконьим меркам, но жить еще хочу.

— Ну, проиграть сражение — это не обязательно значит погибнуть, — с набитым ртом сказал сэр Руперт. — Меня вот четыре раза побеждали. Гляди!

Он отогнул ворот рубашки и показал мне старый заросший шрам — след от удара мечом.

— Видишь? — он расправил ворот и ткнул ножом в котел, вылавливая очередной клубень. — Рыцарский турнир. Три недели пришлось проваляться в постели, пока снова не смог взяться за меч.

— Вам, людям, хорошо, — проворчал я. — А вот сражайся ты с драконом, ты оставил бы его в живых, если бы победил?

Сэр Руперт задумался, но я не стал дожидаться, пока он ответит.

— Нет, — сказал я. — Ты бы сказал: кровожадная зеленая ящерица шесть лет держала в заточении прекрасную принцессу. Убив ее — в смысле, ящерицу — я сделаю обществу услугу. Человеческому обществу, само собой. Вот как ты сказал бы. Ты ни на секунду не задумался бы, на кой дьявол дракону сдалась принцесса. Не жениться же мне на ней, черт ее побери! Сам видишь, удовольствие это ниже среднего, оплата низкая, забот куча…

— Как-то я об этом раньше не думал, — признался сэр Руперт, разглядывая картофелину.

— То-то и оно…

Несколько минут прошли в молчании. Я смотрел на реку, неторопливо катившую свои воды под монастырскими стенами. Сэр Руперт жевал, но мысли его были далеко от походного котелка — дважды он хватал свой сапог вместо фляги и лишь попытавшись отпить из него, замечал это. Наконец он решительно встал и подошел ко мне.

— Так ты хочешь избавиться от этой дамочки? — спросил он.

— Еще бы! — ответил я и тотчас почувствовал укол мечом в шею.

— Сдавайся!

С минуту я остолбенело смотрел на него… а потом до меня дошло.

— Сдаюсь, — сказал я.

Сэр Руперт засунул меч обратно в ножны.

— Вот и все, — сказал он. — Ты свободен, не так ли?

Свобода!..

Неведомое прежде чувство вдруг охватило меня. В груди вдруг стало так тесно, словно меня заковали в железные обручи, а из глаз брызнули слезы. Я смахнул их лапой.

— Расскажешь кому — съем, — всхлипывая, сказал я.

— Ничего не видел, — заверил меня сэр Руперт.

— Черт! Надо же… Даже не знаю, что тебе и сказать.

— Да чего там. Давай, лети!

— Ну… Ты понимаешь, да? Я твой должник.

— Да ладно, какие счеты среди своих! Забудем!

Я вздохнул полной грудью и расправил крылья.

— Прощай!

И уже улетая, услышал сквозь свист ветра едва слышное:

— До встречи!

Подо мной проплывали луга и пашни, а впереди были розовые закатные облака и где-то там, далеко, у кромки горизонта вставали родные горы. Я наконец возвращался домой.

И последнее, что я услышал, был визг и вопли принцессы, оставшейся в своей башне.

…Что сталось с принцессой?

Право же, не знаю. Думаю, она и по сей день сидит там. Устраивает скандалы, таскает фрейлин за волосы, бьет посуду. Выйти из монастыря ей вряд ли удастся. И дело тут не только в том, что каменные плиты закрывают вход в ее башню.

Ведь Сторожевое заклятие действует не только на драконов. Победив меня, сэр Руперт разрушил только половину заклятия. Вторая половина не позволяет принцессе выйти из монастыря, пока ее не поцелует влюбленный рыцарь или принц.

Так что, если есть желание, можете пойти и спасти ее высочество.

Я не против.







И жили они долго и счастливо



    

Для Анны






Людоед обратился в маленькую серую мышку, которая забегала по полу. Кот тотчас прыгнул на нее и съел.

    

Ш.Перро, «Кот в сапогах»











I


Времени терять не следовало. С минуты на минуту к замку могли подъехать кареты. Торопливо выбежав за ворота, Кот выглянул на дорогу. Кареты видно не было, но где-то далеко, у самого горизонта, виднелось желтоватое облачко пыли, поднятое копытами шестерки лошадей.

Кот выругался. Король близко, а проклятый замок в таком ужасном состоянии! Издалека он казался симпатичнее.

«Надо было заранее позаботиться», — подумалось Коту. — «Все на лету, все в последнюю минуту».

Ров, окружавший замок, наполовину пересох и зарос ряской. Лягушки сонно квакали в тени деревянного моста. По двору замка ветер гонял жухлые листья, обрывки каких-то бумаг и другой мусор. Каменный колодец в углу двора был прикрыт ветхой деревянной крышкой. У парадной лестницы замка стояла дубовая, в три обхвата, бочка, и из нее доносилось амбре не то квашеной капусты, не то соленых огурцов. Определить с точностью было невозможно, ибо содержимое бочки поросло бледно-зеленой плесенью в два пальца толщиной.

«Черт с ним, со рвом. Проедут как-нибудь, авось не заметят. И двор, пожалуй, сойдет — у короля не намного чище. Скажу, что дворник захворал. А вот бочку надо чем-то прикрыть».

В одной из мусорных куч в углу двора нашелся солидный кусок мешковины. Кот накинул его на бочку.

Теперь — самое трудное. Замок. Людоед вселился сюда лет пять назад, частью сожрав, частью распугав прежних хозяев. Над воротами еще сохранилась доска, обшитая медью — фамильный герб. На гербе были выгравированы олень, лилия, два меча и крест. Что означал герб, кто был его владелец — этого Коту выяснить не удалось. Местные крестьяне обладали редкостным скудоумием, помноженным на полное отсутствие памяти.

Кот взбежал по лестнице, мимо бочки, мимо двух вазонов, из которых торчали, словно иглы дикобраза, мертвые серые стебли — некогда здесь росли цветы — и вошел в замок.

Вход вел в величественную залу. В одной ее стене находился камин таких размеров, что в нем можно было поджарить целого быка на вертеле. Остатки быка все еще висели над холодными углями. Рядом с камином высилась внушительная гора дров.

Пол был усыпан костями, каким-то мусором, мелкими ветками, в углу валялась куча тряпья — судя по всему, одна из кроваво-красных штор метров четырех в длину, некогда украшавших высокие стрельчатые окна. Те шторы, что все еще висели на гардинах под самым потолком, давно уже перестали украшать собой что бы то ни было и превратились в обычные грязные тряпки — правда, довольно длинные. Одно из окон было разбито.

Лестница, ведущая на балконы и второй этаж замка, была тоже щедро посыпана мусором, и впридачу к этому еще и покрыта толстенным слоем пыли. Взбежав по ней и увидев точно такой же слой девственной пыли в коридорах второго этажа, Кот пришел к выводу, что людоед никогда не поднимался наверх, довольствуясь залом. Что, впрочем, было неудивительно. Что делать человеку ростом c яблоню в низеньких тесных спальнях и узких коридорах?

Значит наверху нет ни мусора, ни костей — только пыль и сырость. Это при условии, что нигде больше не разбиты окна и голуби не устроили в спальнях… Лучше даже не думать, что могут устроить голуби, если пустить их в спальню и предоставить некоторую свободу действий.

Кости, кости… Кости необходимо убрать из зала, и как можно скорее. Кот расстелил на полу сорванную штору, бросил на нее пару бедренных костей, лежавших рядом с ним, пнул туда же череп…

Человеческий череп.

Ну, да, естественно. Здесь же жил людоед, не так ли? А людоеды — они такие. Их хлебом не корми, дай человека сожрать.

Нет, в ров эти косточки не выкинешь. Не то, чтобы Кота волновала судьба человеческих останков — в конце концов, люди же выкидывают мертвых кошек на помойку? — но во рву их могут заметить. И заметив, начнут задавать вопросы. Очень неудобные вопросы.

Значит, ров отпадает. Закопать? Но сколько времени потребуется? Да и вообще, Кот не привык закапывать что бы то ни было в таких объемах. Выбросить в реку? Утащить в лес? Время, время…

В углу под лестницей он вдруг заметил двустворчатую дверь, запертую чудовищным амбарным замком — настоящим чудовищем среди замков. В замочную скважину Кот мог бы просунуть лапу. Ключ висел рядом с дверью, на гвозде.

Отличное место, чтобы припрятать то, чего видеть никто не должен!

Кот отомкнул замок, приоткрыл одну из створок двери. Внутри было темно и пахло гнилью и плесенью. Вниз, в темноту, вели каменные ступеньки.

Кот шагнул вперед. Глаза, быстро привыкая к темноте, выхватывали из нее все новые детали: грубую каменную кладку стен, решетки, несколько белых костей…

Он попал в подземелье замка.

Впереди кто-то пошевелился.

Крыса? Нет, нет… Только не сейчас.

— Я вернусь за тобой попозже, — пообещал крысе Кот. — Вот все дела улажу, и вернусь.

Крыса всхлипнула и заплакала. Кот в недоумении остановился.

— Эй… Кто здесь?

Раздались шорохи с другой стороны. Кот различил за решетками людей, сидящих на кучах гнилой соломы.

— Проклятье! Будь я проклят! Пленники?

Разумеется, это были пленники. Люди испуганно жались друг к дружке и к стенам. Никто не проронил ни слова, только какая-то девушка в оборванном платье и со спутанными волосами продолжала плакать.

Кот вздохнул.

— Господа и дамы!.. В смысле, эй, вы, ребята! — поправился он. — Друзья мои, рад вам сообщить, что людоеда больше нет. Я победил его и вы можете быть свободны…

— Ты бы хоть в человека перекинулся, — хмуро посоветовал Коту бородатый мужчина в одежде крестьянина. — Может и поверили бы. Не настолько уж тут и темно, чтоб мы тебя не видели.

Девушка с новой силой залилась слезами.

— О, нет… Вы, должно быть, меня не поняли. Я не людоед!

— Ага… Верим. Давай уже, выбирай себе ужин, сволочь.

— Так, ладно. Попробуем по-другому. Я сейчас отопру вашу клетку и уйду. Если хотите, можете оставаться здесь, но предупреждаю — я собираюсь сбросить в подвал весь мусор из зала, а потом запру его снова. Так что если кто-то желает выйти, пусть делает это прямо сейчас.

Люди начали переглядываться.

— Где ключи от решетки?

Один из узников указал пальцем:

— Вон там, у входа. На крюке.

Кот обернулся. На крюке над его головой висела целая связка ключей. Он снял их и уже собирался отпереть дверцу клетки, когда в голову ему пришла отличная идея.

— Гм-м-м… Друзья мои! Видите ли, сейчас в замок приедет король и… м-м-м… еще куча важных шишек, а у нас слегка… не прибрано, да-с. Так вот, не поможет ли мне кто-нибудь навести хотя бы видимость порядка в зале и спальнях?.. А?.. Что, нет желающих? Да бросьте, мне правда нужна ваша помощь. Видите эти ключи? Я мог бы помочь вам выйти на свободу. А вы взамен немножко поможете мне. Ну, как вам такая идея? Свобода — приборка. Приборка — свобода. Как по мне, так обмен равноценный.

Один из узников, длинный и тощий, наклонился к уху бородатого:

— Думаешь, он не врет? — прошептал он.

— Да врет, конечно, — сплюнул бородатый. — Где видано, чтоб коты разговаривали? Сапоги еще нацепил, чтоб его! Со шпорами! На лошади, что ли, ездить собрался?

— А я ему верю, — вмешался третий. — Не похож он на людоеда. Тот просто заходил в клетку, да хватал кого пожирнее. С чего бы ему сейчас прикидываться котом?

— Не к добру все это, — добавил четвертый.

Слезливая девушка разразилась еще горшими рыданиями. Возможно, именно она была причиной сырости в подземельях.

— Да что там, я пойду с ним, — сказал еще один из узников.

— Вот и сожрет он тебя, — хмуро предрек ему бородач.

— Коли это людоед, он всех и так сожрет, — отозвался тот. — А только сидеть тут невыносимо. Пусть уж лучше сегодня, поскорее отмучаемся.

— Да и зачем ему всех разом жрать? — робко вставила в разговор какая-то женщина, сидящая в углу клетки. — Брюхо ж лопнет.

— Может у него гости, — буркнул бородатый, не желавший сдавать позиции. — Пригласил, небось, дружков.

— Ну и сиди тут, раз так, а я иду.

— И я.

— Я тоже пойду.

— Эх, двум смертям не бывать…

— Адель, а ты идешь с нами?

Рыдающая девица, у которой, оказывается, было имя, утвердительно кивнула и затряслась всем телом в новом припадке слез.

— Сожрут вас там, — проворчал бородатый. — Сожрут вас без меня!

— Ну так иди и ты. Сожрут с тобой, — попытался пошутить тощий.

— Эй, ты, кот что ли? Отпирай замок-то! Согласны мы.

— Только если обманешь… Смотри мне! — добавил бородатый.

Кот отпер клетку.

Пленники осторожно поднялись в зал и принялись затравленно озираться.

— Вон там, в очаге, висит неплохой кусок говядины, — сообщил Кот. — Можете подкрепиться, если желаете.

После того, как изголодавшиеся пленники наскоро пообедали (отчего костей на полу значительно прибавилось), Кот распределил обязанности. Трех женщин, включая рыдающую девицу, он отправил наверх, дав задание найти приличные комнаты для короля, принцессы и придворных, и навести в них порядок. Еще одна, самая старая, отправилась на кухню с заданием сготовить блюда, достойные королевской особы, из тех продуктов и предметов, которые она сумеет отыскать. С собой она захватила остатки говядины из камина. Семеро мужчин остались в главном зале.

— Нехорошо это, — сказал Коту тощий, подбирая с пола чью-то челюсть. — Нельзя так с костями покойников.

Посреди залы на расстеленном куске ткани, некогда служившим шторой, высилась приличная куча костей.

— Делайте, что я говорю, — огрызнулся Кот.

— О-ох, — донесся до них всхлип бородатого.

Бородатый стоял на коленях, держа в вытянутой руке череп.

— Это же Жером, — простонал он. — Это Жером, смотри-ка!

— Кто?

— Старина Жером! Я знал его, Франсуа!

— Ну отлично, — сказал Кот. — Давайте устроим вечер воспоминаний. А потом приедет король и увидит тебя с черепом в руке на фоне горы костей. Интересно, что он скажет?

— Это Жером…

— Не думаю, что король имел удовольствие быть знакомым с ним. Так что давай, положи своего Жерома с почтением к остальным костям. И работать. Нужно сделать так, чтобы Его Величество приехал не на вечеринку каннибалов, а в красивый и нарядный замок. Ну, или по крайней мере в такой, в котором не разбросаны черепа в каждом углу.

— Чево?

— За работу, говорю.

Собранные кости завернули в огромный узел и четверо мужчин унесли его прочь из замка. Кот приказал им идти в ближайшую деревню, строго запретив выходить на дорогу. Оставшиеся мужчины разожгли огонь в камине, кое-как установили посреди зала огромный дубовый стол, валявшийся под мусором ножками кверху, и принялись подметать полы и вытаскивать лишние дрова во двор под навес.

Спустя несколько минут один из них вернулся с известием:

— Едут! Карета едет!

— Проклятье!

Кот бросился к двери. Через открытые ворота замка была видна карета, запряженная вороными лошадьми с белыми плюмажами на головах. Усталый кучер вяло помахивал хлыстом, на запятках стояли два лакея — над крышей кареты были видны только их головы. Карета замедляла ход, готовясь въезжать на мост через ров.

Кот кинулся обратно.

— Внимание, всем! Ты тоже, слышишь? Брось дрова. К нам приехал король. Итак, запомните: вы — слуги господина маркиза де Карабаса. Понятно?

Слуги господина маркиза де Карабаса почесали в затылках, осваиваясь с очередным внезапным поворотом в карьере. Еще утром они были всего лишь потенциальной начинкой для мясного пирога; менее часа назад они поступили на временную службу к какому-то коту; и теперь вот внезапно оказалось, что они — прислуга какого-то маркиза, которого они прежде в глаза не видели. К этому нужно было привыкнуть.

— Ты… Да, вот ты. Иди, найди наверху женщин. Они должны были отыскать чистое белье и одежду. Попроси их найти тебе наряд лакея. Сами тоже пусть оденутся поприличнее, они будут горничные, или служанки, или кто там еще полагается маркизу… А вы двое марш-марш во двор. Будьте пока там, займитесь чем-нибудь. Подметите двор, что ли… Вопросы есть?

Свежеиспеченный лакей нерешительно поднял руку.

— А когда у нас день получки?




II


— Богато, богато, — пожевав губами, промолвил король.

Принцесса прохаживалась вдоль по залу, поджимая розовые губки и недовольно хмыкая. Королевские лакеи вытянулись у входа по стойке «смирно». Король, остановившись в самом центре, осматривался вокруг с королевской неторопливостью.

— Ага, ничего так, — согласился маркиз. — А что это за штуковина такая над камином?

Король удивленно воззрился на него.

— Сударь, но это же ваш замок! Кому же лучше знать, как не вам?

— А… Да, точно.

— Мы только недавно купили этот замок, сир, — вмешался в разговор Кот. — Буквально на днях.

— Купили?

— Ну, да, — пожал плечами Кот.

— Купили родовой замок? То есть как?

— А как обычно покупают родовые замки? Мы дали бывшему владельцу, хм, немножко… этого… золота, а он собрал чемоданчик и съехал.

— Решительно ничего не понимаю! Как можно взять и купить… Это же замок! Фамильное гнездо!

— Ну, должен же и маркиз где-то, хе-хе, гнездиться.

— Хе-хе, — повторил эхом маркиз.

— Однако же, должно быть вы, маркиз, и впрямь богаты, если можете себе позволить просто взять и купить… — король обвел руками зал.

Стараниями Кота за какие-то полчаса зал превратился из берлоги людоеда в просто очень старый, основательно потертый временем, но от этого еще более величественный зал старинного замка. Разбитое окно было тщательно прикрыто ветхими шторами, которые теперь слегка колыхались от ветра. В камине полыхал огонь. Лакей неумело расстилал на столе подозрительно пеструю скатерть. Король рассеянно смотрел на него.

— А каково же состояние маркиза, если не секрет? Хотя, конечно, у вас нет секретов от вашего короля, не так ли?

— М-м-м… Думаю, около… э-э-э… двухсот.

— Двухсот тысяч?

— М-м-м… — мозг Кота лихорадочно искал ответы на вопросы: «Двести тысяч — это много или мало?» и «О двухстах тысячах чего мы вообще говорим?». Наконец нужные слова нашли путь к его языку:

— Полагаю, сир, около двухсот… э-э-э… миллионов.

Если бы в короля ударила молния с ясного неба, он не мог бы выглядеть более потрясенным. Кот немного успокоился.

— Присядьте, сир, — елейным голоском предложил он, указывая на скамью, стоявшую у стола.

Король покачиваясь прошел к столу и тяжело сел, облокотившись на него локтями.

— Бог ты мой, это что… Гобелен?

— Э-э-э…

— И какая тонкая работа! Невероятно… Я мог бы поклясться, ему века три, не меньше!

— Так и есть, Ваше Величество, — кивнул Кот.

— И вы используете его… Как скатерть?

— Вы необычайно проницательны, Ваше Величество.

— Это… Это… Я не могу подобрать слов. Маркиз просто сорит деньгами! Жанетт, ма шер, пойди сюда… Представь, маркиз просто взял и купил этот замок! Он, вероятно, невероятно богат!

— Здесь мрачно, — заявила принцесса. — Слишком много серого. И пахнет — фи!

Маркиз недовольно засопел и уже открыл было рот, чтобы что-то ответить, когда в ногу ему вонзились острые когти.

— Ай, ч-чертов…

— Прошу прощения, маркиз! Это была трагическая случайность, — быстро сказал Кот.

— Вот я тебе сейчас…

— Прошу вас, маркиз, давайте отойдем… — Кот быстро поклонился королю и принцессе. — Простите, Ваше Величество, Ваше Высочество — мы с маркизом покинем вас на секунду. Нам нужно отдать распоряжения прислуге.

— Что? Какой прислуге? — удивился маркиз. — Кстати, чей это лакей…

— Пойдем, — негромко, но настойчиво произнес Кот.

— …Накрывает…

— Пойдем!

— …На стол… Ай!

— Простите, маркиз, опять трагическая случайность. Соблаговолите проследовать за мной.

Маркиз наконец понял намек. Кот отвел его в угол зала и зашипел сквозь зубы:

— Ты что, совсем идиот? Ты не понимаешь, что ли, что это сам король?

— Сам ты идиот.

— Нельзя же при короле вести себя, как… Как… Не знаю, как какой-нибудь крестьянин!

— А чего она про мой замок говорит всякое? И вовсе я не крестьянин, а богач и маркиз, вот! — парировал маркиз и высморкался в кружевную манжету.

— Ох-х…

Кот закрыл глаза лапами и невнятно забормотал про себя.

— Ты чего, Кот? Чего ты?

— Не мешай… Восемь… Девять… Десять… Я спокоен. Я спокоен… — Кот открыл глаза и кинул взгляд на короля, увлеченно рассматривавшего рисунок на скатерти. — Значит так. Слушай меня. Ты вообще понимаешь, откуда этот замок, и вообще все?

— Ну-у…

— Ты понимаешь, как я выкладываюсь, чтобы обеспечить твое будущее? Вот скажи мне, ради чего все это? Ради того, чтоб ты все порушил в одну минуту? Ты хоть знаешь, что мне пришлось тут провернуть, пока ты там наслаждался поездкой в карете со своей принцессой?

— И вовсе она не моя.

— А вот это вопрос времени. Король уже с ума сходит от твоего богатства. Просто потерпи.

— Глупая она какая-то.

— Ой, это кто же это у нас говорит? Граф де Ларошфуко? Сенека? Пифагор? Ах нет, это у нас Жан, сын мельника из Прованса!

— Отстань!

— Не отстану. Делай, что тебе говорят. Я тебе добра желаю, дурья твоя башка. Ты пойми, общественное положение при нынешнем государственном строе — это всё. Веди себя, как полагается маркизу! Когда ты женишься на принцессе…

— Я? — вытаращил глаза маркиз. — Я — женюсь на принцессе? Ты что, совсем сумасшедший?

— Кто из нас сумасшедший, это еще посмотреть надо. Ты вон с котами разговариваешь… И нечего делать удивленный вид. Принцесса для тебя — отличная партия. Слушайся меня, и все будет отлично.

— Ладно, ладно…

— И не вытирай рукавом нос! Тьфу ты. Мерзость какая. Ты видел, чтоб король так поступал?

— Принцесса всю дорогу пальцем в носу ковыряла, когда думала, что никто не видит.

Кот вздохнул. Воспитание мельникова сына он отложил на потом, и как теперь выяснялось, зря. Ему казалось, что достаточно будет одеть Жана в красивую одежду, ну, может еще причесать — и будет маркиз хоть куда.

— Ну вот что, дворянин ты мой доморощенный. Иди сейчас к королю и будь паинькой. Не забывай, короля называть «Ваше Величество», а принцессу — «Ваше Высочество». Не перепутай, как в прошлый раз! Вперед, шагом марш!

Жан громко втянул носом сопли и направился к столу, тихо бормоча под нос: «Он — Величество, она — Высочество… Величество… Высочество…» Кот проводил его взглядом и шмыгнул на кухню.

Престарелая кухарка стояла рядом с довольно объемным котелком и помешивала варево длинной деревянной ложкой. Исходивший от варева запах… Кот втянул носом воздух.

…О, нет!

— Это что?

Старуха с довольным видом обернулась к нему и подтвердила его опасения.

— Гороховая похлебка с луком и мясом! — с гордостью в голосе произнесла она, словно объявляла наступление какого-то торжественного события. — Тут в кладовке целый мешок гороху!

— Что?! Мы что, собираемся кормить короля гороховой похлебкой?

— С луком и мясом, — поправила его кухарка.

— Но это же… Кошмар! Это же… Боже мой, гороховая похлебка на столе Его Величества!

— Да ты не глух ли, господин Кот? Это не гороховая похлебка, а гороховая похлебка с луком и мясом! Это совершенно разные вещи!

— Да? И чем же они различаются?

— В этой похлебке есть лук и мясо.

Кот схватил себя за уши. Отправляя старую ведьму на кухню он полагал, что благодаря своему возрасту она постигла все тонкости кулинарного искусства и сможет сотворить шедевр из чего угодно. Он не учел одной простой вещи. Сколько бы лет ты не тренировался в приготовлении гороховой похлебки, в конечном итоге у тебя будет получаться только одно блюдо — гороховая похлебка. Правда, за много-много лет практики эта похлебка, возможно, действительно станет чуть вкуснее.

Формально, старуха действительно умела приготовить еду из чего угодно. Проблема была в том, что, что бы она ни положила в котел, в итоге получалась гороховая похлебка. Или нечто, очень ее напоминающее. И если повезет — там будут лук и мясо.

«К черту, — сказал Кот сам себе. — К черту, накормлю короля горохом, а там будь что будет. В крайнем случае, скажу, что это какое-нибудь новомодное блюдо».

Кухарка вытащила ложку из котла, облизнула и опустила обратно.

— Как раз готова, — сказала она.

Каждый волосок на шкуре Кота поднялся дыбом, передернулся от отвращения и улегся на свое место. Усилием воли Кот заставил себя сказать:

— Подавай на стол!

Хотя разум его вопил во весь голос: «Вылей в окно!»

Старуха обмотала ручку котелка тряпкой, с удивительной для ее возраста легкостью сняла котелок с огня и зашаркала к выходу. Кот с тоской посмотрел на окошко кухни.

За окном солнце садилось в лес, ласточки вспарывали острыми крыльями небо, охотясь за мошками, приветливо раскачивались веточки большого каштана, торчащего из зарослей кустов…

«В кустах наверняка птичье гнездо, — грустно подумал Кот. — Сейчас бы прокрасться…»

Он заставил себя встряхнуться. Нет, он не может сейчас бросить Жана. Жан, конечно, не ахти какой хозяин, но…

— Я вернусь, — пообещал Кот кустам. — Я вернусь, обещаю.

Он вернулся в зал как раз вовремя, чтобы увидеть, как кухарка ставит закопченный котелок прямо на бесценный старинный гобелен.

— О-о-о, гороховая похлебка с луком и мясом! — обрадованно потер руками маркиз и обернулся к королю. — Вкуснятина! К ней бы еще хлебца краюху, а уж что ночью будет — небось, соседи решат, что кто-то фейерверк запускает!

— Ваше Величество, — подскочил к столу Кот. — Простите, что у нас все так по-простецки… Дело в том, что маркиз, путешествуя по Европе, перенял этот обычай у… м-м-м… немцев, да, точно, у немцев. У них, представьте, сейчас так модно — встречать гостей простой незатейливой крестьянской пищей, вроде похлебки или жареных сосисок с пивом. Может, выглядит эта еда и не очень, но уверяю вас, вкус у нее отменный!

Король в недоумении смотрел на котелок.

— Папá, — слабым голосом спросила принцесса. — Папá!.. Что это?..




III


Принцесса ужинать отказалась наотрез.

— Я не голодна, — заявила она. — Мы сегодня проезжали мимо болота, и если бы я захотела поесть зеленой грязи, я поела бы из него.

Маркиз напротив, с аппетитом сожрал полную тарелку горошницы, рыгнул, утерся краем гобелена и спросил у короля:

— Ну, как вам? С мясом-то она просто прелесть! Небось, ваш дворцовый повар и знать не знает, как такую похлебку сварить?

Король, который успел с величайшей осторожностью откушать две ложки варева и теперь тщательно промакивал усы и бородку надушенным носовым платком, поспешно кивнул ему в ответ.

— К счастью, не знает.

«Еще немного, и мой деревенский маркиз начнет портить воздух и радостно хохотать», — с ужасом подумал Кот. — «Нужно немедленно развести их!».

— Ваше Величество, — поспешно произнес он. — Маркиз поручил мне обсудить с вами, какую помощь мы могли бы оказать короне…

Король оживился.

— Помощь короне? О да, это так благородно со стороны маркиза… В это трудное время…

— Однако, боюсь, Ее Высочеству будет неинтересно слушать наши скучные разговоры, — Кот обернулся к Жану. — Маркиз, вы, кажется, собирались показать Ее Высочеству те чудесные виды, что открываются с башен вашего замка?

Король поспешно закивал.

— Да, маркиз, с вашей стороны было бы очень любезно развлечь принцессу. Она несколько утомилась в дороге и ей не помешают свежие впечатления.

На личике принцессы ясно читалось, что свежими впечатлениями она сыта по горло, и в ближайшие несколько недель ей не понадобятся развлечения более увлекательные, нежели созерцание садовой скамейки или собственных ногтей. Тем не менее она позволила маркизу схватить себя за руку и уволочь бодрой рысью по лестнице на второй этаж.

Оставшись наедине с Котом, король доверительно придвинулся к нему и громко зашептал:

— Так маркиз и вправду очень богат?

Кот кивнул. У него не было ни малейшего представления, где людоед хранил свое золото, но он был уверен, что золото найдется. В свое время. А время настанет, когда все остальные дела будут улажены. Поэтому он пока решил просто ограничиться кивком.

Король пожевал губами, словно обжевывая свой следующий вопрос, прежде чем задать его.

— А он часом не дурак? — с некоторым сомнением наконец спросил он, наклонившись к самому уху Кота. — Давеча заявил мне, что у мельниц есть крылья. Будто они какие-нибудь бекасы или утки! А я ему и говорю: «А что же, милейший, на юг они по осени не улетают?» А он посмотрел на меня вот эдак — видать, даже вопроса не понял. Ну, думаю, дурак и есть.

— Видите ли, сир…

— А еще он всю дорогу болтал о каких-то жерновах и ступицах. Что это вообще за чертовщина такая, может мне кто-нибудь объяснить?

— Ах, Ваше Величество! Ваше желание вникнуть в каждую деталь жизни подданных выше всяких похвал! Жернова — это такие…

— Это был риторический вопрос, — отмахнулся король. — Нет, я конечно понимаю… Старинный род, высокий титул, единственный наследник… Богат, опять же. Замечательный человек, одним словом. Но вот эти его странные штучки… Мельницы и прочее… Скажи-ка, любезный, у него в роду не было ничего такого?

— М-м-м? — не понял Кот.

— Ну, я имею в виду… Его дедушка случайно не женился на своей кузине или там на сестре?

— Какой странный вопрос, сир. Вообще-то я не уверен… Если мне не изменяет память, дедушка маркиза был женат на его бабушке.

Король почесал переносицу. Кот понял, что пришло время для решительного наступления по всем флангам.

— Вы, должно быть, заметили, сир, как маркиз смотрит на Ее Высочество, — сказал Кот.

— Правда? Смотрит? — и тут же, спохватившись, добавил: — А, да-да, конечно, я заметил.

— Маркиз, как Ваше Величество изволили заметить, молод, вполне красив и до сих пор не связал себя узами брака.

Король поерзал на лавке и непроизвольно потер ладошки. Кот понял, что он на верном пути.

— А Ее Высочество, насколько мне известно, еще не приняла ничьего предложения руки и сердца?

— М-м-м, нет. Конечно, нет.

— И вот сейчас они, должно быть, воркуют, словно голубки, на крыше башни…

— Да-да, это так чудесно.

— Любовь, это всегда прекрасно, Ваше Величество, не так ли? Любовь, как прекрасный цветок, может внезапно распуститься…

С лестницы донесся быстрый цокот каблуков. Кот замер на полуслове и обернулся к лестнице.

Разгневанная принцесса вихрем слетела по ступенькам. Ноздри ее раздувались, а подбородок она задрала так высоко вверх, что ей приходилось скашивать глаза к переносице, чтобы видеть ступеньки у себя под ногами.

Она пронеслась мимо короля и Кота, гневно сверкнув на них глазами, и выбежала за дверь, на ходу бросив:

— Я жду в карете, папá! Я не останусь тут ни на минуту! — и хлопнула тяжелой дверью.

У Кота внутри все сжалось в тугой противный комок. Ему внезапно вспомнилось его детство, мама-кошка, воспитавшая его на сеновале, пяток рыжих братьев и сестер, первая мышь… И сразу вслед за этим воспоминанием пришла мысль о мрачном подвале, горячем огненном горне, аккуратно разложенных на столах пыточных инструментах и коренастом палаче, радостно ухмыляющемся полной пастью гнилых зубов.

Кот перевел взгляд на Короля.

Король тоже посмотрел на него, опять пожевал губами и медленно произнес:

— М-м-м… Так вы считаете, господин Кот, что маркиз желал бы сделать моей дочери предложение руки и сердца?

Кот сморгнул. Он открыл рот, закрыл его, затем открыл снова, произнес «Э-э-э…» и снова закрыл. Нужные слова не сразу нашли путь к его онемевшему языку, но когда они наконец попали куда надо, Кот сказал:

— Маркиз выразил совершенно определенное намерение, сир… Не далее, как сегодня.

Король просиял и улыбнулся так широко, что Кот определенно мог бы сосчитать все тридцать два монарших зуба. Омерзительное видение палача растаяло перед его внутренним взором, и он позволил себе шумно выдохнуть.

«Как только все закончится, — пообещал он себе, — сразу все брошу и поеду на родной сеновал. Свежий воздух, мышки, та серая кошечка с пятном на лбу…»

Вслух же он сказал иное:

— И разумеется, Ваше Величество может полностью положиться на маркиза в вопросах… м-м-м…

Король быстро закивал.

— На уплату внешних долгов достаточно десяти миллионов, — сказал он. — А там видно будет.

Кот поклонился столь изящно и грациозно, что королевские лакеи, все еще стоявшие у дверей, одобрительно вскинули брови и зацокали языками.




IV


Едва поднявшись по лестнице, Кот понял, что дело плохо. Король и принцесса ничего не услышали, но чувствительные уши Кота уловили звуки, которые не могли быть ничем иным, кроме звуков надвигающейся катастрофы.

— О нет, — пробормотал он. — Нет, только не сейчас. Только не здесь.

Он потратил целый час, пытаясь уговорить принцессу вернуться в замок и остаться на ночь. Было крайне важно, чтобы король уехал уже с золотом, а чтобы найти это самое проклятое золото, Коту требовалось время. Однако время шло, а Кот пока так и не приблизился к цели. Он почти физически чувствовал, как секунды утекают из его лап, просачиваясь между подушечками пальцев.

Помощи от Жана и так не было никакой, а теперь еще и это.

— Вы что-то сказали? — спросил у Кота король.

— Нет, нет, сир, — пробормотал Кот. — Позвольте проводить вас в ваши спальни. Это ваша комната, а в следующей приготовлены покои для Ее Высочества.

Едва за королем и принцессой, сопровождаемыми лакеями и горничными, закрылись двери, Кот метнулся к комнате, из которой ему послышались звуки, и дернул ручку.

— О, господи, так я и знал, — сказал он и устало закрыл лапами глаза.

Та самая девица, что всего несколько часов назад заливала потоками слез подземелья замка, сидела у маркиза на коленях. Одной рукой маркиз держал ее голову, прижимая ее губы к своим, а другой рукой исследовал сквозь юбку тощую филейную часть девицы.

Заслышав Кота, девица тихонько взвизгнула и вскочила на ноги.

— Убирайся! — рявкнул ей Кот. — Живо, вон отсюда!

Девица неуверенно переводила взгляд с маркиза на Кота.

— А почему твой слуга командует здесь? — спросила она.

Кот прошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Слуга?.. — вкрадчиво переспросил Кот, повернувшись к маркизу. — Слуга?..

Маркизу внезапно стало неуютно в старинном мягком кресле.

— Ну, — промямлил он, — понимаешь… В общем, это Адель. Адель… Это…

— И что? — спросил Кот. Глаза его превратились в узкие щелки, горящие недобрым огнем.

— Ну, я это…

— Да-а?

— Мы любим друг друга.

Слезливая девица Адель раскраснелась и принялась изучать грязные большие пальцы своих босых ног. Кот обернулся к ней.

— Выйди вон. Мне нужно поговорить с маркизом.

На этот раз девица не стала спорить, а только быстро наклонилась, громко чмокнула маркиза в губы и с глупейшим хихиканьем выскочила за дверь.

В комнате повисло молчание. Кот расхаживал по комнате из угла в угол, изредка бросая на маркиза взгляды, от которых у того все обмирало внутри. Маркиз старался сидеть в кресле не шевелясь и даже не дыша, словно мышь, которая знает, что за ней охотятся.

— Итак, — наконец произнес Кот, — я жду объяснений.

— Объяснений?

— Да, объяснений. Что тут происходит вообще?

— Происходит?..

— Слушай, если ты собираешься повторять каждое мое слово, мы так до утра не закончим.

Маркиз покраснел и опустил глаза.

— Ну, понимаешь… Я пришел, а тут она… Ну, и как-то так само собой случилось…

Кот вперил в него пронзительный взгляд и зашипел:

— Я сделал его маркизом! Богачом! Я дал ему целый замок! Король мечтает выдать за него свою дочь! Дочь!.. Свою!.. Выдать!.. За этого идиота! За эту деревенскую стоеросовую дубину!.. И чем он мне платит? — Кот драматично взмахнул лапами перед самым лицом маркиза. — Обжимает служанок по углам!

Маркиз пристально изучал пуговицы своего камзола.

— Ну, чего молчишь? — сказал Кот. — Я тут из шкуры вон лезу, чтобы обеспечить тебе будущее. Я сосватал тебе целую принцессу. Единственную, между прочим, принцессу во всем королевстве. На пятьсот лье в округе не водится других принцесс. Вот объясни мне, зачем, зачем, зачем тебе понадобилась эта девка? Чем принцесса-то хуже?

— Дурочка она, — буркнул маркиз.

— Она прин-цес-са! Пойми наконец. Она дочь короля, а остальное не имеет значения.

— Да ведь с ней даже поговорить не о чем! — возмутился Жан, бросив быстрый взгляд на Кота.

— Вот как! Интересно, о чем ты с ней разговаривал? О мельницах и жерновах?.. Или может, ты устроил там, на башне, состязания — кто дальше плюнет?

Маркиз потупился.

— О, боже, — Кот закрыл глаза лапами. — Я что, угадал? Ты и правда плевался с башни? И после этого ты говоришь, что она дурочка и с ней не о чем поговорить?..

— Отстань, — буркнул маркиз.

— Я — отстань? Это я-то — отстань?.. — захлебнулся возмущением Кот. — Да ты хоть знаешь, чего мне стоило убедить ее остаться еще на один день в этом чертовом замке? Ты знаешь, что мне пришлось от нее выслушать?.. А король? Думаешь, легко было с ним договориться о твоей свадьбе?.. Ты понимаешь, что ты теперь знатный человек, ты теперь целый маркиз! Тебе просто необходимо вести себя как прирожденный дворянин.

— Да не хочу я быть дворянином! — маркиз ударил кулаком по подлокотнику кресла. — Чего ты за меня все решаешь?

— А кто еще за тебя будет решать? — рассвирепел Кот. — Ты сам хоть палец о палец ударил с тех пор, как тебя выгнали с отцовской мельницы? Кто о тебе заботился все это время? Если бы не я, ходил бы ты сейчас по селам и просил подаяния.

Маркиз промолчал.

Кот подошел к стрельчатому окну и уставился на освещенные последними лучами солнца зубцы замковых стен.

— Вот что, — сказал он маркизу. — Раздевайся-ка и живо спать. Завтра утром ты первым делом пойдешь к королю и попросишь у него руки принцессы. Все ясно?

Маркиз поспешно выбрался из кресла, разделся до рубашки, залез в кровать, укрылся одеялом и замер там, глядя на Кота.

— Так-то лучше, — сказал Кот, не отрывая взгляда от заката. Его усы подрагивали, а когтями правой лапы он теребил пряжку своего ремня. — И спи. А я еще пройдусь по замку. Мне все еще нужно отыскать золото людоеда.




V


Помимо зала, в котором Кот принимал короля и принцессу, на первом этаже располагалась кухня, а также многочисленные помещения для слуг и хранения припасов. В кухне обнаружилась храпящая на скамье у погасшего очага старуха, шевелящая во сне губами — возможно, она повторяла во сне рецепт гороховой похлебки. В кухне, конечно же, не было не только золота, но даже и столового серебра.

Кот обыскал каждый закоулок, каждый коридор, заглянул за каждую дверь, однако золота нигде не было. В одной из запертых комнатушек он наткнулся на склад оружия — ключ от двери найти не удалось, но Кот сумел туда протиснуться через узкое окошко, выходившее во двор. В комнатке хранились с десяток копий, пара дюжин заржавленных мечей, расставленных в деревянных стойках вдоль стен, «утренняя звезда», свисавшая с потолочной балки и обзаведшаяся длинной седой бородой из паутины, несколько топоров и чудовищных размеров арбалет. Посреди комнатки высилась огромная куча рухляди, в которой Кот сумел разглядеть детали от доспехов, щиты, шлем без забрала и еще какие-то гнутые и ржавые железяки неясного назначения.

Золота не было.

— Черт побери, — бормотал он себе под нос, выбираясь из оружейной тем же путем, каким попал внутрь. — Куда же он… Проклятье. В верхние этажи людоед не поднимался — это я знаю. Значит, золото где-то… Будь я проклят, конечно! Подземелье!

Кот бросился в залу, отпер дверь в подземелье и спустился вниз. Обшарив каждый сырой угол, каждую клетку, каждый каземат для заключенных, он нашел только пустые бочки из-под вина, большое количество осколков от винных бутылок и глиняных черепков от горшков, да еще паутину в количествах, достаточных для обеспечения работой небольшой ткацкой фабрики на несколько недель. Мышей в подземелье было полным-полно, и он едва удержался от того, чтобы учинить охоту — или скорее, геноцид, — но сумел справиться с инстинктом.

— Ох, вы у меня дождетесь, — пообещал он очередному мышиному хвосту, скрывшемуся в норке между двух огромных камней. — Я вернусь за вами. Клянусь, как только все улажу — сразу вернусь.

Из норки показались усы и две блестящих бусинки мышиных глаз.

— Серьезно? — в голосе мыши Коту послышалась ирония.

— Говорящая мышь? — удивился Кот.

— Говорящий кот? — парировала Мышь.

Кот встопорщил усы.

— Выходи оттуда, и посмотрим, за кем останется последнее слово, — рявкнул он.

— Тебе же вроде некогда? — хихикнула Мышь. — Ну ладно, ладно, не кипятись. Шучу я.

Кот фыркнул и брезгливо произнес:

— Шуточки!.. Будь у меня побольше времени, я бы показал тебе кое-какие из своих шуточек… Хотя боюсь, они не показались бы тебе такими уж смешными, — мрачно добавил он.

— Всерьез надеешься меня поймать? — усмехнулась Мышь. — Я, знаешь ли, не вчера родилась, и знаю этот замок как свои пять пальцев! А ты…

Окончание ее тирады Кот не услышал. Перед его мысленным взором словно разорвалась петарда праздничного салюта.

— Точно! — воскликнул он. — Правильно! Вот ты-то мне и поможешь!

— Что?.. — опешила Мышь.

— Ты тут все знаешь, так? Что и как в этом замке?

— Ну, да…

Кот уселся на пол и улыбнулся, обнажив острые белые зубы.

— А я здесь кое-что ищу, — вкрадчиво сказал он. — Поможешь мне это найти — и я обещаю тебе, что не трону ни тебя, ни твоих родственников.

— Ха! — презрительно отозвалась Мышь. — Может, сначала поймаешь, а потом начнешь ставить ультиматумы?

Кот вздохнул.

— Слушай, — примирительным тоном сказал он. — Слушай, я серьезно. Помоги мне, и я смогу помочь тебе. Я имею влияние на нового хозяина замка, и я обещаю тебе, что ни в одной комнате замка не появится ни одной мышеловки, ни одного куска хлеба с отравой, ни одного постороннего кота! Даже больше, если поможешь мне — я обеспечу ваш мышиный народец провиантом до конца ваших дней, хоть мне и противно подкармливать тех, кто, на мой взгляд, сам является едой. Но я готов все это сделать — а взамен прошу совсем маленькую услугу. Малюсенькую. Всего одно словечко… Ну, так как? Согласна?

Мышь помолчала минуту, а потом выбралась из норы и спросила:

— Клянешься?

Кот поднял вверх лапу и торжественно поклялся.

— И чего же ты хочешь от меня? — спросила Мышь.

— Золото людоеда, — сказал Кот. — Расскажи мне, где людоед хранил свои богатства.

— Богатства? — Мышь удивленно вытаращила глаза.

— Да, да! — нетерпеливо повторил Кот. — Золото, камни, все такое. У него, должно быть, был целый сундук с разными драгоценными побрякушками.

Мышь пошевелила усиками.

— С чего ты взял? — спросила она.

— Как с чего? Он же людоед! Людоеды жрут людей, а все, что у них есть, присваивают себе. И накапливают богатства.

— Хм. Первый раз об этом слышу. И со многими людоедами ты был знаком?

Кот поскреб когтем затылок. У него вдруг возникло неприятное ощущение — что-то холодное и липкое начало пробираться от самого кончика хвоста и выше, выше, по хребту, поднимая по пути шерсть дыбом.

Неужели…

Нет, такого не может быть. Все истории о людоедах, какие ему доводилось слышать, утверждали, что людоеды богаты. Чудовищно богаты. Баснословно богаты. Это была самая основа всех этих историй, их суть, золотая нить, продернутая сквозь грубую холстину повествований. Уважающий себя людоед просто обязан иметь сундук, полный золота, точно так же, как уважающий себя кот обязан иметь шерсть, когти и хвост — без всего этого ни людоед, ни кот не могут быть теми, за кого себя выдают.

Золото должно быть.

И тем не менее…

Кот взглянул на Мышь. Мышь глядела на Кота своими глазками-бусинками, склонив голову на бок.

— Я только одного не понимаю, — сказала Мышь. — Зачем людоеду может понадобиться золото? Что он будет на него покупать?

— Хочешь сказать, — медленно произнес Кот, — что золота в замке нет?..

Мышь кивнула.

— Совсем нет?

Мышь снова кивнула.

— Вообще нет? Совсем-совсем? Даже маленького сундучка?..

— Не-а.

Почва ушла у Кота из-под лап. Он обхватил голову лапами и впился когтями в уши.

— О-ох!

Проклятье! Проклятое золото! Проклятый людоед! Ну что ему стоило накопить несметные богатства? Что ему стоило быть приличным людоедом, таким, как все прочие людоеды из историй?

— Ты чего? — спросила Мышь. — Все так плохо?

— Хуже некуда, — ответил Кот, поднялся на лапы и направился к выходу.

— Эй, постой! — крикнула Мышь ему вслед. — Договор в силе?

Кот только отмахнулся. Королевский палач улыбался ему самой поганой из своих улыбок и Коту казалось, что он уже слышит звук ножа, соприкасающегося с точильным кругом.

Какой теперь смысл договариваться с мышами, когда с него самого вот-вот снимут шкуру, чтобы пустить ее на меховую муфту?

Все пропало. Золота нет. А это значило, что игра окончена, и пора смываться.

Он беззвучно и быстро помчался по коридорам к спальне маркиза.

— Подъем! — рявкнул Кот, врываясь в комнату.

И умолк, потому что понял, что его команда запоздала.

Маркиз, полностью одетый, стоял в позе человека, которого застукали на месте преступления. Он уже упаковал в огромный тюк все постельное белье, содрав его с кровати, и теперь стоял, склонившись, над вторым тюком — оказавшимся, как убедился Кот, балдахином, в который маркиз завернул еще какое-то барахло. Когда Кот вошел, он как раз затягивал узел на тюке.

— Какого дья… — начал было Кот, когда на голову ему опустилось нечто тяжелое и мягко оглушающее.

— Мяк! — сказал Кот. Последнее, что он успел увидеть, прежде чем свалиться мешком на пол, был маркиз, испуганно глядящий на что-то или кого-то за его спиной. Потом мир поплыл, завращался в неторопливом темпе, расплылся, затуманился и пропал.




VI


— Кот!

— М-м-м?

— Ко-о-от!

— М-м-м?

— Да очнись же ты!

Кот открыл глаза.

Над ним сияла огромная, свежая, до блеска начищенная луна, немного неправильной формы, но явно готовящаяся еще немного поправиться в ближайшие пару дней. Его нос уловил запах недавно пробегавшей мимо полевки. Неподалеку, где-то сзади, тихонько шелестело листьями дерево — просто для приличия, потому что ветра не было. Ночь, светлая, почти без звезд, склонялась над Котом и заглядывала ему в глаза. А еще над Котом склонялся маркиз и некая…

— О господи, — пробормотал Кот и ощупал лапами голову. — Чем это вы меня?

— Извини, — быстро пробормотал маркиз. — Просто Адель… Ты не сердись на нее, ладно? Она просто испугалась. Она не хотела причинить тебе вред.

Он перевел глаза на девицу, и Адель поспешно закивала головой. По радостному выражению ее лица Кот понял, что она без зазрения совести еще раз огреет его мешком с вещами по голове, если только он подвернется ей под руку и будет стоять к ней спиной.

— Она думала, что это король, — добавил маркиз.

— Ах, вот оно что, — буркнул Кот, пытаясь усесться. — Да, с королями, конечно, только так и надо поступать. В следующий раз, когда будете ожидать визита Его Величества, вооружитесь лопатой.

Сесть ему удалось со второй попытки. Голова слегка кружилась. В небе, едва слышно взмахивая крыльями, пролетела ночная птица, но никто кроме Кота ее не заметил.

— Где мы?

— В поле, — ответил маркиз.

— В поле. Ага. Стало быть, вы решили от меня сбежать?

Маркиз покосился на девицу.

— Ну-у… — протянул он. — Нет, ты не подумай… Мы не думали тебя бросать… Просто, понимаешь, ты вроде как был против того, чтобы мы с Адель… Ну, это…

— Против того, чтобы меня били по голове мешком с камнями?

Маркиз ковырял пальцем землю и старательно избегал смотреть в сторону Кота.

— Там была шкатулка, — тихо пробубнил он.

— Мне уже легче.

— Ну, прости, прости, — проныл маркиз. — Просто, понимаешь… Ты сказал, что я должен жениться на принцессе, а мне она, если честно, ну совсем не нравится… И тут Адель… Понимаешь? Ну, я и подумал — зачем мне все эти титулы, золото и все прочее?

Маркиз перевел дыхание, а потом выпалил:

— В общем, мы с Адель собираемся пожениться.

Кот молча глядел в сторону, на валяющиеся в траве тюки с тряпьем.

— Ты обиделся? — спросил маркиз.

— Нет, с чего ты взял?

— Но…

— Я всего лишь кот, разве ты обязан со мной считаться?

— Просто…

— Я все понимаю, — отмахнулся Кот. — Главное твои чувства. Ты хозяин, я слуга. Зачем считаться со слугой?

— Я…

— Нет, нет, ты прав, конечно прав! — воскликнул Кот. — Да кто я такой, чтобы тебе выговаривать? Ну и пусть ты будешь не маркизом, а нищебродом, главное ведь…

— Мельником, — успел вставить маркиз.

— …главное ведь, чтобы тебе было… Кем?

— Мельником.

— Мельником?

— Ага. Отец Адель — мельник на мельнице, в десяти лье отсюда. Она его единственная дочь, и когда мы поженимся…

— Так, подожди, — Кот замахал на него лапой. — Помолчи минутку.

Кот прикрыл лапой глаза и прижал уши.

— Я спокоен, — пробормотал он себе под нос. — Я спокоен…

Открыв через минуту глаза, он обнаружил перед собой целующуюся парочку.

— О боже, — вздохнул Кот и отвернулся.

Люди и так не слишком умны, а уж если влюбляются, разом становятся глупее новорожденных мышат.

Он положил столько сил, чтобы сблизиться с королем, втереться в его доверие, расположить к себе, а главное — к мифическому маркизу, целиком и полностью придуманному Котом. Потом еще этот людоед… Ну правда, жуткая личность. Скотина, просто скотина. Конечно, в поединке с Котом, в этой битве интеллектов, у людоеда не было ни одного шанса, но ведь физическая-то сила была совсем не на стороне Кота. И что теперь? Все напрасно?..

Человек, ради которого он столько старался, человек, вознесенный им на вершину мира, к ногам которого Кот бросил огромный замок, принцессу и несметные сокровища… Хм, ну ладно, только замок и принцессу — что, разве этого мало? — чем теперь занят этот человек?

Целуется взасос с какой-то тощей деревенской девчонкой, дочкой мельника, по общественному положению находящейся где-то между дочерью кожевенника и племянницей коновала. Черт бы подрал их всех, вместе взятых.

Жан наконец отлип от девицы.

— Кот! — позвал он.

— Чего тебе? — вяло отозвался тот.

— Кот, да не расстраивайся ты так… Шут с ними, с ихними высочествами! Катись они колбаской. Разве нам не хорошо жилось на мельнице?

Кот открыл было рот, чтобы дать язвительный ответ, который уже вертелся у него на языке, словно пойманная муха, но неожиданно для самого себя промолчал.

…Сеновал. Запах мышиной норки в хлеву. Серая кошка с пятнышком на лбу…

А как она мурлыкала, бог мой, как она мурлыкала! И это ее вкрадчивое «Мя-а-ау?» Кто еще умел так мяукнуть, как эта славная серая кошечка?..

К горлу подступил комок. Жан положил руку на спину Коту.

— А помнишь, как мы рыбачили у мельничного ручья?

Кот вздохнул. Жан начал поглаживать его по шерсти.

— Слушай, я ведь понимаю… Ты хотел, как лучше. Да только не для меня все эти придворные штучки. Ты, если хочешь, возвращайся. Ты умный, ты придумаешь что-нибудь, чтобы остаться при дворе…

— Это точно, — пробормотал Кот, рассеянно глядя на серебряное блюдо луны. Ночами он забирался на мельничную крышу и пел там, и луна была в точности…

— Скажешь им чего-нибудь. Ну, что меня дракон утащил ночью, пока все спали.

Кот кивнул.

…Луна была в точности как сегодня, и ветерок с реки был такой свежий, такой волнующий…

— Хотя мне будет тебя не хватать. Тебя и твоих… этих, авантюр.

— Угу, — кивнул Кот. Он едва слушал Жана, без остатка поглощенный своими мыслями.

…А кошечка, кажется, симпатизировала ему. Однажды притащила ему мышонка…

— А ты можешь заходить к нам иногда, — продолжал Жан. — Мышей ловить.

…Вместе с ней ловить мышек в амбаре…

…Стоп! Мыши. Авантюры. Мыши. И что еще?

Глупо хихикающая девица Адель и Жан, влюбленный и глупый, как мышонок.

И говорящая Мышь в подземелье.

И еще храпящая у очага старуха, мастерски умеющая готовить гороховую похлебку.

Все внезапно собралось воедино. Кот вскочил на лапы.

— Собирайтесь, — сказал он. — Мы возвращаемся в замок.




VII


Солнце нащупало все до единой дырки и прорехи в длинных шторах и нарисовало на них карты созвездий — по одной карте на каждое окно парадной залы. При других обстоятельствах Кот предпочел бы не выставлять дырки напоказ, но сейчас полумрак в зале играл ему на руку. Он поглядел на маркиза.

Маркиз отчаянно боролся с зевотой. Ему не удалось поспать даже получаса, и теперь он с трудом сдерживался от того, чтобы не продемонстрировать королю свой внутренний мир.

Кот незаметно ткнул его лапой.

— Давай, — прошипел он.

Маркиз набрал полную грудь воздуха, отыскал глазами отмеченный камень в полу и встал на него, обратившись лицом к королю, сидевшему за столом. Король с интересом наблюдал за его перемещениями.

Кот поднял короля с постели спозаранку и, рассыпаясь в извинениях, просил спуститься в залу.

— Маркиз хотел бы обсудить с Вашим Величеством некоторые важные вопросы, — уклончиво сказал он. — И сделать это было бы уместнее сейчас, пока слуги спят. Так будет меньше пересудов и сплетен… Если Ваше Величество понимает, о чем я говорю.

Его Величество прекрасно понимал. Он даже не стал будить своего лакея, который обычно помогал ему одеться, а вместо этого натянул халат поверх ночной рубашки, сбросил на пол ночной колпак, напялив вместо него корону, сунул босые ноги в туфли, и в таком виде прошествовал следом за Котом в парадную залу, где уже маялся маркиз.

— Э-э… Ваше Величество, — проблеял маркиз. — Ваше Величество, позвольте просить у вас руки… Э-э-э… Этой… Ну, то есть, руки вашей дочери.

«Немного неуверенно», — подумал Кот. — «Ну да ладно. Сойдет».

Лицо короля просветлело и он заерзал на скамье. Маркизовы миллионы готовились упасть прямо ему в руки.

Воспользовавшись моментом, Кот незаметно подал знак.

— Мой дорогой маркиз… — начал было говорить король, и тут же осекся.

С громким шарканьем в зал ввалилась старая ведьма. Волосы ее были тщательно всклокочены, одежда растрепана и в некоторых местах порвана (внимательный наблюдатель мог бы заметить следы кошачьих когтей), а лицо перепачкано сажей. Огромная зеленовато-бурая бородавка украшала кончик ее носа.

— А это еще что за чертовщина? — возмущенно воскликнул король.

Не обратив ни малейшего внимания на его реплику, ведьма осмотрелась, заметила маркиза и направилась прямо к нему. По дороге она что-то бубнила себе под нос.

Маркиз поднял руки, словно пытаясь заслониться ими от ведьмы.

— Не подходи, — промямлил он. — Не подходи ко мне.

Король легонько стукнул по столу пухлым кулаком и привстал со скамьи.

— Да объясните же мне, что происходит? — сказал он, повышая голос. — Эй, женщина! Кто ты и чего тебе нужно?.. Маркиз, что это такое?

Маркиз не ответил. Театрально выпучив глаза, он отступал спиной вперед, не спуская глаз с ведьмы.

Зато королю ответила ведьма. Она повернулась к столу, за которым недовольно сопел Его Величество, прищурившись, посмотрела в его сторону и злобно рявкнула:

— А ты помолчи! Не сбивай с толку-то!

Кот удовлетворенно усмехнулся в усы.

Старуху разбудили среди ночи, облепили лицо вареным горохом, и заставили учить роль — пусть и небольшую, но ответственную. Участие старухи в самодеятельности осложнялось застарелым радикулитом и маразмом, и Кот заставил ее повторить все действия не менее двух десятков раз, пока не убедился, что она все выполняет именно так, как он задумал. Неудивительно, что когда король столь грубо прервал ее выступление, старуха была раздражена.

— Корону ишшо нацепил, ишь, умник, — пробурчала она.

Лицо короля вытянулось и он молча опустился на скамью.

Ведьма еще немного пошамкала губами, затем снова развернулась к маркизу и зашаркала в его сторону.

«Мой выход», — подумал Кот и драматически взмахнул лапами.

— О боже! — вскричал он. — Это злая колдунья!

Король изумленно воззрился на него.

— Я узнал ее, — продолжал Кот. — Это Ведьма с Черного Болота! Она имеет давний зуб на господина маркиза! Она очень могущественна и коварна!.. Ваше Величество, прошу вас — не связывайтесь с ней!

Как раз в этот момент у Ведьмы с Черного Болота свело спину. Она громко сказала: «Ох, чтоб тебя!» и схватилась одной рукой за поясницу.

Обернувшись, Кот увидел, что маркиз стоит, прижавшись спиной к стене, шарит по ней руками.

— Дверь! — воскликнул он. — Спасайтесь в подвале, господин маркиз!

Господин маркиз не заставил себя упрашивать. Развернувшись, он распахнул дверь, ведущую в подвал — с нее Кот предусмотрительно снял ночью замок — и резво поскакал по ступенькам вниз.

— Убирайся, старуха! — воскликнул Кот. — Если ты посмеешь последовать за маркизом в подземелье, то знай — маркизу известен потайной выход оттуда, а вот ты наружу уже никогда не выйдешь!

Старая ведьма взглянула на Кота, пошлепала губами, еще несколько секунд постояла на месте, а затем, кряхтя и охая, двинулась к выходу из замка. Шла она медленно, тихонько бормоча что-то себе под нос. Когда она вышла во двор, Кот снова обернулся к столу.

Король, совершенно потрясенный, сидел с выпученными глазами и глядел в открытую дверь, через которую только что удалилась ведьма.

— Не волнуйтесь, Ваше Величество, — сказал он. — Все уже закончилось.

Король открыл рот, потом закрыл, потом снова открыл и издал несколько несвязных звуков.

— Она ушла, сир, — повторил Кот. — Вы в безопасности.

— Д-да? — пролепетал Его Величество.

— Я уверен, сир.

Король шумно выдохнул и осел на лавке.

— А я… О… А она…

— Она ушла, сир, и больше не явится. Она не посмеет, пока Ваше Величество здесь. Простите, теперь я должен удостовериться, что с господином маркизом…

Он не договорил. У двери, ведущей в подвал, послышался шорох. Король вскочил на ноги.

— Ч-ч-что там?

Из подвала показалась усатая мордочка Мыши. Мышь взглянула на короля черными бусинками глаз и спросила:

— Она ушла?

Брови короля поползли вверх, словно бы собираясь покинуть монаршье чело и зажить собственной жизнью. Тем не менее Его Величество успел кивнуть и ответить:

— М-да. Ушла, — и лишь затем медленно и торжественно упал в обморок.




VIII


Никогда еще королевская свита не собирала Его Величество в дорогу так поспешно и споро. Узнав об ужасной участи маркиза, лакеи, не дожидаясь приказа, помчались упаковывать сундуки с королевскими нарядами, а конюхи — запрягать лошадей в карету. Король, которого привели в чувство с помощью мягких шлепков по щекам и раздавленного под носом клопа, сидел в зале за столом и нервничал. Маркиз сидел на противоположном конце стола, теребил лапками свой розовый хвост и громко сокрушался о своей судьбе.

Одна только принцесса, кажется, пребывала в приподнятом настроении.

— Ведьма? — переспросила она. — Превратила в мышь?

— Именно так, Ваше Высочество, — самым печальным голосом отозвался Кот. — Мне очень жаль, моя госпожа, но свадьбу придется отложить на неизвестный срок.

Принцесса вздохнула с видимым облегчением.

— Что ж, тогда пусть мой камердинер упакует мои вещи, а я пока поднимусь на башню подышать свежим воздухом. Утро просто чудесное.

Кот вернулся в залу. Король по-прежнему сидел за столом, наблюдая, как два дюжих лакея вытаскивают на улицу тяжелый сундук и нервно барабаня пальцами по покрывавшему стол гобелену. Он избегал смотреть в сторону маркиза — возможно, его раздражали подрагивающие усики и длинный хвост недавнего зятя.

— Печальные новости, сир, — грустно произнес Кот, старательно имитируя надрывные нотки в голосе.

— Бог мой, что еще произошло? — встрепенулся король. — Надеюсь, с Жанетт все в поря…

— О нет, нет, сир, с ней все прекрасно! — быстро успокоил его Кот. — Это насчет денег.

Его Величество вздрогнул и испуганно замер.

— Злая ведьма… Вы видели ее, сир. Как раз перед тем, как она лишила вас чувств, — Кот секунду помедлил, делая паузу между фразами более драматичной. — Сир, увы, она заколдовала не только маркиза, но и все его сокровища. Все наше золото, находившееся в замке, превратилось в черепки и грязь.

Король схватился за сердце. По крайней мере, сначала Коту показалось именно так. Однако потом Его Величество нашарил у себя за пазухой кошелек, ощупал его и слабо улыбнулся. По крайней мере, его золото все еще звякало.

— О боже, — пискнул маркиз. — Неужели все мое золото?.. Ах!

Мышь давно устала ломать комедию перед королем и обрадовалась представившейся возможности сбежать.

— Я должен немедленно убедиться в этом лично! — воскликнула Мышь, спрыгнула со стола на лавку, с лавки — на пол, а оттуда юркнула к двери в подвал. Король проводил ее глазами.

— Это так досадно, — сказал король. — Но что поделаешь, такие уж они, эти ведьмы.

— Да, сир, — с чувством согласился Кот.

— Вечно лезут со своим колдовством.

— Да, сир.

— И… и… Мешают.

— Совершенно верно, сир.

Подошедший лакей объявил, что карета готова к отбытию.

— Прощайте, сир, — торжественно и грустно сказал Кот. — Нам будет недоставать вашего общества. Увы, наша печальная участь отныне — искать доброго волшебника, который согласился бы расколдовать маркиза…

— И его золото?

— Разумеется, сир, и его золото.

— Сообщите мне, если что-то выйдет.

— Непременно, сир… Позвольте, я позову маркиза попрощаться с вами.

— Нет-нет, — торопливо махнул рукой король. — Не стоит. Не стоит. Я прощаю ему эту оплошность… Ох, Жанетт, ма шер, ты готова ехать?

— Со вчерашнего вечера, папá, — Ее Высочество прошествовала мимо короля к двери. — И скучать по здешним местам не буду.

— Вот и славно, милая, — ответил Его Величество, выходя следом. — Прощайте, господин Кот.

Двери за монархом закрылись. В зале воцарилась гнетущая тишина.

Кот глубоко вздохнул и сел на пол. Несколько минут он просидел в молчании и задумчивости.

— Ш-ш-ш!

Кот опять вздохнул.

— Ш-ш-ш!

— Уехали они, уехали, — отозвался Кот, не оглядываясь. Он и так знал, кто шикает на него из-за неплотно прикрытой двери в подвал. — Можешь выходить.

Жан открыл дверь и осторожно осмотрелся.

— Ну, как?

— Неплохо для любителя. Можно было сыграть и получше, но неплохо.

— Значит, мы свободны теперь?

Кот пожал плечами.

— Видимо, да.

Жан уселся рядом с Котом на пол, поджав под себя ноги.

— Ты же не бросишь меня, правда? — спросил он. — Поселимся на мельнице, ты будешь ловить мышей…

Кот вздохнул.

— Рыбалка… Свежий воздух. Никаких тебе величеств, — добавил Жан.

Кот не ответил.

— Ну чего ты? — спросил Жан. — Расстроился, что я на принцессе не захотел жениться?

Кот махнул лапой.

— Да ладно, — сказал он. — Проехали.

— Ты не подумай, будто я не ценю все, что ты для меня делаешь, — сказал Жан. — Я очень даже ценю. Вон ты сколько всего сделал. Один замок чего стоит…

Кот вздрогнул.

— И это представление… — Жан взмахнул руками в воздухе, словно пытаясь передать какую-то мысль, для которой ему не хватало слов. — Ну… Ну, ты понимаешь. Это все просто волшебство какое-то. Кот, ты же настоящий волшебник, ты знаешь об этом?

Он легонько толкнул Кота локтем в бок. Кот снова вздрогнул.

— Волшебник? — эхом отозвался он.

— Ну не грусти так, мы придумаем что-нибудь…

Но Кот уже вскочил на ноги и принялся мерить залу шагами.

— Волшебник, — бормотал он себе в усы. — Волшебник. Волшебство… Вол-шеб-ство…

Потом он остановился и посмотрел на Жана. Усы его топорщились, глаза горели зеленым огнем.

— Знаешь, ты прав, — сказал он. — Я и есть самый настоящий волшебник. Так почему бы мне напоследок не совершить еще одно маленькое волшебство?..




IX


Карета подкатила к самому мосту через ров. Открылась дверца и на землю осторожно ступила нога в башмаке из свиной кожи.

Возница сплюнул в пыль.

— Вон тама, — показал он пальцем, — на табличке написано заклинание. Надобно прочитать, чтобы мост опустился и ворота открылись.

Обладатель башмаков, дородный малый в сером кафтане, помятой шляпе и белых чулках, помог выбраться из кареты своей жене, скромно одетой даме за тридцать, а затем и трем дочерям.

— Заклинание!.. — прошептала младшая из них, которой едва стукнуло девять.

Возница щелкнул вожжами и карета укатила прочь по дороге, оставив пассажиров у края замкового рва. Отец семейства снял свою шляпу и мял ее в руках, не решаясь подойти к табличке с заклинанием.

— Господину нужна помощь? — произнес голос за его спиной.

Господин в башмаках из свиной кожи обернулся и обнаружил перед собой крупных размеров кота, обутого в сапоги и с изящной маленькой шляпой с пером на голове.

— Э-э… — сказал он.

— Я могу провести вас по этому зачарованному замку, если желаете, — сказал Кот. — Так вы сможете избежать ловушек и заклятий, которыми полны его комнаты… Но не пугайтесь, господа и дамы! Со мной вам ничего не грозит. Я знаю этот замок, как свои собственные когти.

Он подскочил к табличке с надписью и выкрикнул несколько непонятных слов. Тотчас заскрипел металл, зазвенели железные цепи, и мост через ров начал опускаться.

— Ух, ты! — сказал обладатель свиных башмаков, которого Кот назвал господином, и который на самом деле был всего лишь любопытным лавочником из городка неподалеку. Его жена и дочери восхищенно взвизгнули при виде опускающегося по волшебству моста.

— Приготовьтесь войти в зачарованный замок, господа и дамы! — воскликнул Кот. — Всего пять су для господ, три су для дам!

Лавочник, разинув рот, глядел в открывающийся перед ним двор зачарованного замка. Во дворе можно было различить зловещего вида засохшие деревца в кадках, с черными ленточками, мрачно свисавшими с колючих ветвей, а чуть в стороне — лоток с пирожками и напитками.

Жена дернула своего завороженного муженька за рукав.

— Заплати!

Лавочник расплатился с Котом и осторожно прошествовал по мосту. За ним следовали дамы, а последним шел Кот, восклицая:

— Ах, господа и дамы, сколько вам предстоит увидеть чудес и разных волшебных штучек!..

В проеме ворот он остановился и обернулся назад, чтобы кинуть взгляд на пыльную дорогу и на синие холмы вдалеке. Где-то за холмами, и еще дальше, за лесом, стояла у реки невидимая отсюда мельница, а рядом с ней — большой амбар для зерна. А в амбаре, под самой крышей, сеновал.

И где-то там, на этом сеновале, он знал, живет маленькая серая кошечка с пятнышком на лбу, которая умеет так очаровательно мурлыкать.

Он послал синим холмам воздушный поцелуй.

— Я вернусь, — шепнул он. — Я обязательно вернусь. Обещаю.







Шаманы, коты и писатели. От автора


Я раньше думал, что сделать книжку очень трудно. Оказывается, в этом вовсе нет никаких сложностей. Достаточно взять несколько интересных рассказов, собрать их вместе, и вуаля — книжка готова.

Правда, сначала нужно эти рассказы написать, и на этом этапе действительно встречаются затруднения. Например, иногда выясняется, что некоторые персонажи вовсе не хотят делать того, чего от них ожидает автор. Просто не желают, и все тут!

Я был уверен, что к концу рассказа мой Кот в сапогах женится на принцессе. Я был абсолютно убежден в этом. Я наивно полагал, что именно я руковожу развитием сюжета. Так было до того момента, когда Кот вдруг сказал мне:

— Знаешь, этот рассказ — мой рассказ, и главный герой тут тоже я. Ты кто — писатель?.. Вот сядь и пиши. А я буду действовать, как мне самому хочется.

И именно так он и поступил. Честное слово, до последней главы я не знал, как повернутся события. Кто бы мог подумать, что выдуманный мною авантюрист и манипулятор будет манипулировать даже мной самим!

А потом появился шаман. Я представлял его себе наглым и беспардонным типом, бессовестно наживающимся на невежестве и глупости своих соплеменников. Но чем ближе я его узнавал, тем яснее понимал, что шаман вовсе не так прост. Под маской циничного доисторического мизантропа, совершенно неожиданно для меня самого, обнаружился вдруг мудрый, по-своему справедливый и сочувствующий человек. И я с удивлением думаю теперь: как получилось, что я не видел этого в нем раньше?..

Я люблю своих персонажей, и мне хочется верить, что они понравятся и Вам, читатель. И если так, быть может, Вы захотите встретиться с ними снова в моем блоге «Слон в колесе». Приходите, они будут ждать новых встреч!

В создании этой книжки приняла участие художница Мария Апалькова, за что я выражаю ей огромную признательность. Ее остроумные и веселые рисунки очень поднимали мне настроение во время работы над книгой, и я надеюсь, Вам они тоже понравились. Скажем Марии за это «Спасибо!»

Эта книжка, так же, как и предыдущая — «Зонтик для Даши» — распространяется совершенно бесплатно. Тем не менее, если Вам захочется поддержать автора… Как сказал бы в такой ситуации шаман:

— Зайца оставь вон там, у входа в пещеру.

Я не шаман, и пещеры у меня нет, поэтому ниже я написал, куда девать зайцев.

Спасибо.




Кошелек Webmoney WMR: R135413081975

Кошелек Webmoney WMZ: Z299478741884




Кошелек «Яндекс. Деньги»: 41001586983856




Карта «Сбербанка»: 4276 8640 1208 6482




Реквизиты для банковских переводов:

Получатель: Березин Алексей Анатольевич

Лицевой счет: 40817 810 5 64001006047

Банк: ОАО «Сбербанк России», Томское ОСБ N8616

БИК: 046902606

Корр. счет: 30101 810 8 00000000606

ИНН: 7707083893

КПП: 775001001

Расчетный счет: 30301 810 5 00001000001




© Алексей Березин, 2012, http://alex-aka-jj.livejournal.com

© Иллюстрации, Мария Апалькова, 2012, http://madam_marie.livejournal.com